что-то предпринять, но она не знала, с чего начать, потому что не понимала, что именно проникло в ее дом.

Медленно перекинув ноги через край кровати, Фрэнсин встала, умылась, хотя сегодня это показалось ей трудным, и направилась к лестнице, чтобы спуститься на первый этаж.

Выйдя на лестничную площадку, она остановилась, услышав доносящиеся снизу голоса. Это было похоже на какую-то ссору или спор. Фрэнсин досадливо вздохнула и, гадая, что могла сделать Мэдлин, чтобы вывести из себя кого-то из ее постояльцев, начала спускаться в вестибюль.

– Мэдлин! – позвала она.

Ответа на последовало. Фрэнсин, хмурясь, торопливо прошла в маленькую гостиную – и никого там не нашла. Она посмотрела в окно, но в саду тоже было пусто. Заглянула в столовую, потом в кухню. Везде было пусто. Фрэнсин быстро прошла по второму этажу, открывая и закрывая двери комнат. Подниматься на третий этаж не стала, поскольку туда никто никогда не ходил, к тому же она была уверена, что голоса, которые она слышала, доносились снизу.

Спустившись в вестибюль, Фрэнсин замедлила шаг, а затем остановилась совсем. Пустота дома давила на нее. Но она была уверена, что слышала повышенные голоса.

Покачав головой с мыслью о том, что это, быть может, все еще продолжается ее сон, Фрэнсин прошла на кухню и поставила чайник. И тут заметила на столе вазу с астильбой. Под ней лежали записка и небольшая пачка печатных страниц. Она взяла записку и нахмурилась.

Фрэнсин!

Я узнал у Мэдлин, как звали вашего отца, и вчера вечером попросил Кифа поискать в интернете то, что он сможет там найти. Но он ничего не нашел, кроме нескольких старых заметок об утоплении.

Увидимся вечером.

Ваш Тодд

Фрэнсин не знала, как понять это «Ваш Тодд». Всегда ли Констейбл подписывает так свои записки или в этом есть какой-то глубинный смысл? До сих пор ей неплохо удавалось не обращать внимания на мысли о том, что он пригласил ее на ужин, а сейчас она чувствовала облегчение от того, что никто не может видеть, как она краснеет.

Фрэнсин коснулась розовых цветков астильбы, похожих на пушистую сахарную вату, не зная, как их истолковать. Ее румянец сделался еще гуще, потому что, по ее мнению, именно астильба была тем цветком, который характеризовал Констейбла лучше всего. Но астильба означала нечто большее, чем терпение и преданность тем, кого любишь. Преподнесенная в дар, она сообщала: «Я буду ждать тебя».

Чайник засвистел, и его свист вторгнулся в ее недоуменные думы. Фрэнсин сделала себе чашку чая, затем села за стол и взяла печатные страницы. Как же он сумел распечатать их к утру – ведь в ее доме нет принтера? Она не слышала, как отъезжал его автофургон; правда, она спала как убитая…

Первая страница гласила:

29 июля 1969 года

ХОКСХЕД

ТРАГЕДИЯ В КОЛОДЦЕ

Семилетняя Бри Элизабет Туэйт и ее младший брат восьмимесячный Монтгомери Джордж Туэйт утонули вчера вечером в старом колодце во дворе их дома Туэйт-мэнор, находящегося в лесу Лоунхау близ Хоксхеда, Камбрия.

Эти дети, дочь и сын мистера и миссис Джордж Туэйт, были обнаружены сегодня рано утром. К моменту сдачи этого номера в печать обстоятельства произошедшего были неясны.

Местная полиция была вызвана матерью погибших детей, двадцатишестилетней Элинор Туэйт, вчера вечером, когда дети пропали.

Жители близлежащей деревни Хоксхед вместе с полицией обыскали лес Лоунхау, но тела детей были обнаружены только сегодня утром в 6:15.

Полиция разыскивает Джорджа Туэйта, отца погибших детей, пропавшего ночью вместе с тремя из своих дочерей – Агнес Туэйт, 6 лет, Виолой Туэйт, 4 года, и Розиной Туэйт, 3 года, – и просит всех, кому что-то известно об их местонахождении, сообщить об этом.

Прощание с погибшими состоится в Церкви Святого Сердца в Конистоне.

Фрэнсин всхлипнула, потрясенная видом лица Бри, смотрящего на нее с фотографии, помещенной над заметкой. Ей казалось, что со временем образ сестры размылся, что от него осталось только то, что она могла видеть мельком лунными ночами. Но оказалось, что она помнит лицо Бри ясно; именно таким оно предстало перед ней, когда она вспомнила сестру в лабиринте из рододендронов, – энергичным, большеглазым, дерзким.

Черно-белая фотография была зернистой, и лица на ней получились мелковаты. Это было семейное групповое фото, которого она точно никогда не видела прежде. Мать казалась на нем крошечной рядом с огромной бородатой фигурой Джорджа Туэйта, отца. Девочки стояли впереди, только Монтгомери и Мэдлин сидели на коленях у мамы. Никто не улыбался, так что это был отнюдь не веселый семейный портрет.

Три лица были обведены кружками. Фрэнсин хотелось думать, что она узнает лица своих сестер, но, по правде сказать, могла только догадываться, что шестилетняя Агнес – это девочка с худым лицом, сердито глядящая в объектив и держащая в руках мягкую игрушку, более или менее похожую на собаку. У четырехлетней Виолы имелись две длинные аккуратные косы, свисающие на ее плечи, и она серьезно смотрела прямо перед собой. Маленькая Розина держала Бри за руку, и только у нее уголки губ были немного приподняты, как будто ей велели не улыбаться, но она ничего не могла с собой поделать. С другой стороны от Бри стояла маленькая Фрэнсин, самая серьезная из девочек, и смотрела прямо в объектив.

Устремив еще один долгий взгляд на лицо Бри, Фрэнсин сглотнула ком в горле и начала читать остальные заметки. Но во всех них говорилось одно и то же, хотя в одних материал подавался более сенсационно, в других – менее, в зависимости от характера газеты. Происшествие не попало на первые полосы национальных газет, поскольку они были заняты материалами о лунной миссии «Аполлона-11» и ее недавнем благополучном возвращении на Землю.

Фрэнсин так и не узнала ничего нового о том, что произошло в усадьбе в те вечер и ночь. Не было в заметках и упоминания о том, что она тоже была обнаружена в колодце, как рассказал ей Сэм Вудалл.

Вокруг стояло угрюмое молчание, похожее на потрепанную колючую шаль, от которой мало толку. Фрэнсин ощущала окружающий ее дом, ощущала явственно, как никогда, с его гулкими комнатами и длинными темными коридорами, лежащими за стенами этой кухни. Воздух здесь был спертым, душным, и казалось, что дом давит на нее, пока она сидит, склонившись над распечатками заметок, но почти не глядя на них, потому что от каждого шороха ее пробирает дрожь.

Внимание Фрэнсин привлекло движение за окном,