Конфликты возникают не только внутри группы, но и между группами. Если одно кочевое племя столкнется с другим на излюбленных охотничьих угодьях или в оазисе с ограниченными запасами пищи и воды, каждое из них может ощутить угрозу со стороны другого. Каждая из групп могла бы попытаться вытеснить другую, чтобы оставить все блага себе — что могло бы иметь эволюционный смысл, если бы благ действительно не хватало. Было выдвинуто предположение (см. «Обезьяночеловек внутри нас» Л. Спрэга де Кампа), что многие из наших проблем вражды между группами, сохраняющихся в настоящее время, представляют собой генетически запрограммированную враждебность к «чужакам», которая когда-то была особенностью, важной для выживания, но сейчас превратилась в помеху. Вероятно, в этом есть доля правды, хотя согласование этого с наблюдениями Рут Бенедикт об инуитах и войне явно сопряжено с некоторыми трудностями.

В любом случае, облик нашей истории во многом определяло противоречие между стремлениями к сотрудничеству и конфликту — как внутри групп, так и между ними. Многие блага цивилизации стали результатом успехов в сотрудничестве внутри групп, а иногда и между ними — хотя последнего добиться гораздо труднее, что неудивительно.

В своих самых грубых формах конфликты могут происходить в форме избиения и кровопролития: погромы и убийства на уровне индивидов, военные действия на племенном или более высоком уровне. Поиск менее кровавых способов их решения несёт в себе явные преимущества, поэтому многие животные нашли способы поступать именно так. Самцы многих видов животных борются за право спаривания, но у достаточно многих из них (например, у снежных баранов) схватки стали настолько ритуализованными, что вряд ли могут закончиться смертью. Чем более цивилизованными становятся люди, тем больше они склонны ритуализировать свои сражения. Насколько далеко мы можем выйти за рамки ритуализации — это вопрос спорный. Некоторые считают, что склонность к воинственному поведению заложена в человеке, и всегда будет нужно находить выход для неё. Другие подозревают, что это является в значительной степени культурным артефактом, и от него можно (с большим трудом) отучить. Однако похоже, что вне зависимости от своего истинного происхождения и природы такая тенденция действительно имеет место, как минимум, в настоящее время и во многих человеческих культурах, и такие виды деятельности, как организованные спортивные состязания, отчасти существуют как относительно безвредный способ дать выход такого рода энергии.

Другой взгляд на спорт состоит в том, что это просто производное игры. Игривость — стремление молодых животных экспериментировать с окружающей средой и друг с другом, а также подражать поведению окружающих их взрослых — является жизненно важной частью обучения быть взрослым у большинства животных с заметным интеллектом. Её ценность настолько велика, что это, вероятно, справедливо и для видов с других планет; а сохранение её элементов во взрослом возрасте вполне может привести к таким вещам, как увлечение спортом в нашей культуре. С другой стороны, возможно также, что многие инопланетяне были бы удивлены и озадачены тем фактом, что среди нас такое множество людей так сильно очаровано выходками горстки взрослых и совершенно незнакомых им людей, играющих с маленькой сферой. И они вполне могут задаться вопросом о том, почему значительная часть наших газет должна быть посвящена именно этой, а не какой-то другой отдельно взятой теме?

Или же у них могут быть свои собственные виды спорта, но совершенно иного характера, отражающие их иное происхождение. Вероятно, напряжённые отношения между конфликтом и сотрудничеством складываются у большинства разумных видов, но их относительная важность и способ их разрешения могут значительно различаться. Многие из нас хотя бы отчасти знакомы с борьбой за власть и иерархией доминирования у таких видов, как павианы. Меньше известно о существовании видов, которые активно сотрудничают и почти не конфликтуют (см. статью Натали Анже об эдиповых тамаринах). В своем рассказе «Спортивные хроники планеты Кья» Уолтер Р. Томпсон показывает, как у вида, в истории которого больше внимания уделялось сотрудничеству, чем конфликту, смог сложиться вид спорта, совершенно отличный от любого из наших.

Тяникуль — это ритуализованный пережиток досельскохозяйственных времён, когда стадам, по своей природе сотрудничающим единицам, иногда приходилось конкурировать с другими стадами за пищу. Три команды таскают тяжёлый мешок по шестиугольному полю, каждая сторона которого представляет собой линию ворот. У каждой команды есть собственные ворота, и линия, соединяющая двое из них, является общей целью для этих двух команд. Любая из команд может заработать одно очко, протащив мешок через свои ворота, но если две команды сотрудничают, чтобы перетащить его через свои общие ворота, по два очка получает каждая из них — и игроки предпочитают ничью игре, где есть несомненный победитель и несомненный проигравший.

Сельское хозяйство, деревни и города

Самые ранние гоминиды вели кочевой образ жизни; они отправлялись туда, где жить было лучше в плане доступности пищи и воды. В какой-то момент времени некоторые из них приняли важное решение: поселиться на одном месте и стать сельскими жителями и фермерами, заставляя пищу расти там, где они жили, вместо того, чтобы испытывать постоянную необходимость уходить туда, где она была. Как сказано в книге Джейкоба Броновски «Восхождение человечества» (глава вторая), настоящая революция случилась не только из-за этого решения, но и из-за случайной биологической катастрофы. Одно дело — просто решить, что вы устали от путешествий и хотите поселиться на одном месте и жить за счёт того, что находите вокруг себя; другое дело — понять, что вы действительно можете это сделать, и именно таким образом, какой вы хотели бы сделать привычным для себя. Просто многие дикие растения не произрастают в таком изобилии.

В случае с людьми Старого Света пшеница оказалась счастливой случайностью. Её дикая форма была всего лишь одной из трав, которая давала съедобные семена, но требовала приложения значительных усилий для сбора их в достаточном количестве ради получения сытной пищи. Однако два случая гибридизации и одна мутация привели к появлению новой формы, образующей крупные питательные семена, но неспособной распространять их естественным путём, как это делали её предки. Это сочетание стало для людей хорошим стимулом перейти к оседлой жизни и посвятить себя выращиванию новой пшеницы, убедившись, что часть семян вернулась в землю, и используя часть их как надёжный источник «хлеба насущного» для себя. Такое раннее земледелие фактически выглядит более трудоёмким занятием, чем жизнь охотников-собирателей, но зато оно более надёжно.

И это означало появление первых городов. Поначалу это были не крупные города, а места, где значительное количество людей собиралось,