Ещё одной важной областью интеллектуальной деятельности, которая занимала наш вид с самых ранних дней его существования, является та группа занятий, которая называется «искусство». Наскальные росписи в древних пещерных жилищах весьма искусно изображают жизнь и мир их обитателей, а артефакты, которые несомненно представляют собой музыкальные инструменты, не оставляют сомнений в том, что они открыли для себя прелести структурированного звука. Вполне вероятно, что у других видов возникнут схожие занятия — но насколько схожие? Высказывалось предположение, что одной из немногих вещей, которые, возможно, стоило бы иметь при себе для межзвёздной торговли, были бы произведения искусства и предметы ремесла. Но смогут ли разные виды понять художественные произведения друг друга настолько, чтобы это было стоящим делом?

Моё предположение таково: и да, и нет. Вам не нужно заглядывать дальше нашего собственного вида, чтобы увидеть, что между представлениями одной и другой культуры о красоте или о том, что представляет набор символов, может лежать глубокая пропасть. Несмотря на расхожее мнение, музыка — это не универсальный язык. Для типичного американца популярная музыка Японии или Болгарии, скорее всего, будет звучать довольно странно и совсем не вызовет у него или неё тех же чувств, которые она вызывает у японца или болгарина, выросших на ней. (Разумеется, это работает и в другую сторону!) И все же она, вероятно, пробудит хоть что-то — хотя бы смутное впечатление экзотичности. Однако, несмотря на то, что музыка не позволяет полноценно общаться, преодолевая культурные границы, она зачастую передаёт гораздо больше информации, чем разговорные языки тех же самых культур. И на то есть веские физические причины.

Отчасти это связано с тем, что нервная система у всех нас устроена одинаково — чего нельзя сказать о нас и большинстве инопланетных видов. Но другая часть этого заложена ещё глубже: взаимодействия звуков, которые включает в себя человеческая музыка, как правило, имеют особое значение в чисто физическом смысле. Не случайно, например, что последовательность нот, которую европейский или американский студент, изучающий вокал, знает как хорошо узнаваемый мажорный аккорд, представляет собой в точности набор собственных частот, создаваемых многими обычными естественными вибрационными системами вроде воздушных столбов или струн. Определённые соотношения частот складываются естественным образом настолько часто, что существа, которые вообще способны различать частоты, почти неизбежно обратят на них своё внимание и станут использовать некоторые из них в своей музыке. Несмотря на заблуждения атоналистов, в отношениях, на которых строятся гаммы и гармония, есть нечто особенное.

Аналогичные аргументы можно было бы привести и в отношении визуальных искусств. Изобразительное искусство — это довольно простая форма отображения реальности, и оно, вероятно, будет возникать в формах, хотя бы приблизительно узнаваемых многими разумными существами, которые испытывают желание запечатлеть своё окружение.

Тем не менее, в том, каким элементам своего окружения они предпочитают уделять внимание, и как они хотят отобразить их или вплести в песню, могут существовать значительные различия. Все люди устроены так, что способны распознавать особенность октавы или квинты, но европейская музыка практически уникальна в том значении, которое она придает гармонии. В других культурах, вероятно, используются гаммы наподобие пентатонической, независимо сложившейся во многих частях мира, которые основываются на тех же физически особых отношениях, но иным образом; однако вероятно, что они также будут уделять больше внимания другим аспектам музыки — например, мелодии или ритму.

И в любой культуре искусство в ходе своей эволюции, вероятно, отойдёт достаточно далеко от своих физически простых истоков. В музыке, например, люди в этой части света расширили свою палитру, включив в неё хроматические гаммы и сложные гармонии Стравинского или современного джаза, однако в других странах интервалы ещё меньше, чем в наших хроматических гаммах. В живописи и скульптуре некоторые более поздние практики перешли от простого представления к кубизму и сюрреализму. Художники других биологических видов, даже если их отправные точки были похожи на наши, скорее всего, станут экспериментировать в других направлениях.

И, разумеется, какие-то виды могут обладать органами чувств или нервным программированием, которые настолько отличны от наших, что у них появятся целые области искусства, для которых в нашем мире нет близких аналогов. Вид, который не различает цвета или звуковые тональности, был бы не в состоянии воспринимать многие из важнейших особенностей нашего искусства; но он может компенсировать это, создавая художественные узоры с использованием таких вещей, которые мы не в состоянии воспринять — например, поляризации света, тонких запаховых нюансов или узоров электромагнитного поля. Дельфины пользуются звуком, но они используют его в таком широком диапазоне частот, который мы большей частью почти не можем расслышать. В вашей истории искусство инопланетян может быть лишь чем-то второстепенным, но если вы хотите, чтобы оно само по себе представляло нечто большее и интересное, всегда помните, что оно складывалось для того, чтобы доставлять радость им, а не нам.

Торговля, деньги и кредит

Если соседствующие друг с другом культуры обнаружат, что каждая из них обладает такими природными ресурсами или навыками, которых нет у другой, они обе могут извлечь выгоду, меняя то, чего у них слишком много, на то, чего у них слишком мало. Такая ситуация может возникнуть по очевидным географическим причинам: вы живёте там, где много воды, а я живу там, где много соли. Или она может быть результатом разницы в образе жизни. Джейкоб Броновски описывает пример бахтияров — скотоводов-кочевников, которые бродят по разным частям Ирана со стадами овец и коз — и помимо этого у них мало что есть. Вынужденные носить всё своё имущество с собой, они не носят несущественных предметов или вещей, которые им нужны лишь изредка. Они не могут позволить себе тратить время на изготовление таких вещей, как металлические котелки, или носить с собой оборудование для этого, поэтому они выменивают их у оседлых народов, которые их изготавливают.

Бартер — это самая ранняя форма торговли: простой обмен различными видами товаров или услуг. Деньги оказались настолько полезным изобретением, что многие культуры приняли их в той или иной форме. Компактное средство обмена может и упростить финансовые операции, и сделать их более гибкими. Если мы договоримся, что ваша тонна угля стоит как мой верблюд, мы можем где-нибудь встретиться и совершить обмен, но для этого нужно физически доставить и то, и другое к месту встречи, а затем вернуть в их новый дом. Если же мы договоримся, что каждый из товаров стоит тысячу долларов, и на самом деле мне не нужен весь уголь сразу, и я не могу хранить столько в настоящий момент, я могу