Это было неправильно. Он не имел права так её касаться, не смел так смотреть.

– Я сама, – Велга попятилась, закрутила головой, отчаянно надеясь найти Милу.

Белый был простолюдин. Безродный. У него даже имени не было, только кличка. Что за прозвище такое: Белый? Велга брезгливо наморщила носик, сжала пальцы. Дверь на задний двор распахнулась, и в зал вбежала Рыжая, а за ней Милка.

– Собаке внутри не место, – недовольно сказала она. – Ещё мясо сопрёт.

– А Белый заплатит, – пообещал развязно Вадзим.

Белый стрельнул в него глазами. Если бы мог, так убил бы.

– Всё равно, – брезгливо поморщилась Милка. – Грязное животное.

Нечто яростное, беспощадное, горделивое вспыхнуло в Велге. Она резко обернулась на подавальщицу, не сказала ничего, даже не поняла толком, что сделала, но та прищурилась.

– Чего? Кто животных в дом пускает?

Рыжая была не со двора, не из конуры какого кмета или мастера. Она была любимой батюшкиной собакой. Она спала под столом, положив голову ему на ноги, получала лучшие куски, катала на себе дурака Кастуся, когда тот был совсем маленьким, и ловила крыс и мышей, забиравшихся в ложницу Велги, лучше, чем любая кошка.

– Ей можно в дом, – слова просочились сквозь зубы остро и колко.

– Не тебе решать… как там тебя… Вильха?

Если бы здесь был батюшка, эта девка не посмела бы и слова сказать Велге. Если бы…

Шершавые пальцы коснулись её руки. Она дёрнулась, прижала руку к груди и только тогда поняла, что сжала её в кулак.

– Осторожнее, княжна, – прошептал хриплым голосом на самое ухо Белый. – Твоя гордость тебя теперь только погубит.

Она встретилась с ним взглядом. Рыбьим, холодным, мёртвым. Велгу колотило от гнева, но это не вызвало у него ни волнения, ни раздражения, ни досады. Он был осторожен и равнодушен.

– Идём, Вильха, – позвал он громче, беря её за локоток. – У нас много дел.

– Когда заплатите? – окликнула их Мила.

– Когда закончим с делами.

Вадзим подхватил с пола завёрнутые в меха гусли и поспешил к двери.

– Увидимся, любовь моя! – махнул он рукой на прощание.

– Пьяный ты ублюдок! Чтоб бесы тебя ночью дра…

Велга застыла на пороге с распахнутым ртом. Ей хотелось заткнуть уши, только руки вдруг перестали слушаться. И она встала столбом, слушая жуткие непотребства, что слетали с губ Милы. Белый силой вытолкал её из корчмы.

Вильнул хвост собаки, выскочившей вслед за ними. Хлопнула громко дверь, и вывеска над головами закачалась, противно скрипя.

– Куда мы сначала? – спросил Вадзим.

– На торг.

По бревенчатой мостовой, словно рыбёшки по реке, проплывали люди. Горделивые, степенные дворяне в сопровождении гридней, болтливые деловитые купцы с помощниками, нагруженными или товаром, или грудой берестяных грамот, уставшие кметы с большими корзинами, чванливые Пресветлые Братья, глядевшие на прохожих с лёгким раздражением.

В толпе было легко потеряться, и Белый взял Велгу за руку.

– Где Галка? – спросила громче обычного Велга, чтобы перекричать звонко вопящих мальчишек с лотками, торговавших прямо тут на дороге пирогами, писалами, гребешками и кучей других вещиц.

– А тебе какое дело? – покосился на неё Белый.

– Она же твоя сестра… Как девушка пойдёт одна по городу?

Он улыбнулся уголком губ:

– Галка не девушка… точнее, не такая девушка, как ты. Горожанки и кметки вполне себе ходят на торг одни.

– И не только на торг, – с хитрой, широкой, от уха до уха, улыбкой добавил Вадзим, наклонившись к Велге. Его чёрные глаза блестели пугающе, как угольки в догорающем костре. – Ещё на гулянье, на реку, на сеновал, в баню…

Невольно пряча лицо, Велга прижалась к Белому. Впереди мелькнул весёлый хвост Рыжей. Она всегда была где-то рядом, ловко ныряя в толпе, словно рыбка.

– Почему тебя зовут Белый? – вдруг спросила Велга.

– А что, тебе на ум пришло бы какое другое имя при виде меня? – хмыкнул он, косясь на неё серыми глазами.

– Просто Белый? И ничего больше?

Уголок его рта снова дёрнулся.

От Красных ворот к торговому берегу тянулись все, кто жил в округе, и все, кто приходил с запада. А там, на берегу Вышни, высаживались из ладей скренорцы, ратиславцы, троутосцы, а порой даже островитяне с далёкого востока – все-все, кто ходил по морю и по реке от южных земель Змеиных царей до каменистых островов за Северным проливом.

И Старгород рос, ширился. А товар расходился из города во все стороны: по рекам и по дорогам – к Совину, после него в Лойтурию, и в Снежный, и даже к Великому лесу, к чародеям, с которыми решались торговать только самые отчаянные.

Но только не этой весной.

На пристани кричали на скренорском. Велга говорила на нём бегло, она была дочерью северянки и собиралась стать женой северянина. А Белый прислушался, не разбирая всего. Впрочем, скренорцы, кажется, ругались распоследними словами, потому что даже Велге была непонятна половина сказанного.

– Они возмущаются, что их не пропускают на юг, – прислушавшись, сказала она остальным.

– С чего бы их не пускать?

– Королева дала новый указ. Запретила вообще проходить дальше Старгорода. Война.

Чем дальше ступала Велга по торговым рядам, тем увереннее себя чувствовала. Она была здесь не чужая. Она часто приходила с матерью за тканями и лентами, она подолгу терпеливо ждала отца, пока он торговался, и сама строила глазки торговцам, чтобы получить скидку. Она десятки раз стояла на причале, со всей силы махая платочком уходящей ладье, увозившей отца и старших братьев, и так же десятки раз радостно подпрыгивала там же, на этой самой пристани, когда родные возвращались домой.

И пусть её пугала кладбищенская тишина и безлюдный берег реки, пусть она до прошлой ночи не умела плясать, как кметка, и вздрагивала от прикосновений мужчин, но уж бойкий торговый дух Буривоев у неё было не отнять.

– Ладно, я пошёл искать, – махнул им рукой Вадзим.

– Что именно мы ищем? – она оглянулась на Белого, следовавшего за ней по пятам.

Вадзим растворился в толпе, оставив их вдвоём.

– Новости.

– О чём?

– Обо всём, что случилось, – равнодушным, неподвижным, как у змеи, взглядом он окинул прилавки.

Велга сомневалась, что он подметил всё то же, что и она. Например, шёлк с проеденными краями, явно залежавшийся в подвалах храма с прошлого лета.

Подвал храма…

Велга резко вскинула голову. Там, за несколькими торговыми рядами, чуть выше по улице стоял беленький новый храм с золочёным куполом, который заложил её дедушка, а достроил отец