Я спросил янычара, где Эбра. Он провел меня в закрытый обеденный зал, где сам Эбра, мать шаха и прочие гости веселились и ели за пиршественным столом, в окружении служанок и безбородых мальчиков. Здесь, похоже, обедали высокопоставленные персоны. Тогда почему не приглашена Сади? И еда здесь пахла вкуснее. Обжигающий аромат приправленных луком и перцем кебабов на шампурах наполнил мой нос. Но даже горка ломтей нежнейшего белого хлеба и салат двенадцати разных цветов не разожгли во мне аппетит.

– Кева! – произнес Эбра, заметив меня. – Присоединяйся к нам!

Через несколько мест от него было одно пустое. Служанка отряхнула и взбила для меня напольную подушку, а потом, несмотря на мои протесты, наполнила тарелку. Я лишь посмотрел на эту кучку кебаба и мягкого хлеба, и желудок стал сжиматься – у меня не было аппетита.

– Уже сыт? – спросил Эбра. – Слушай, Кева, нельзя лишать себя таких удовольствий!

– Если бы вы повидали то, что видел я, вы бы тоже были сыты. Вы были бы сыты горем до конца ваших дней.

Разговор за столом затих. Эбра вытер рот золотистой салфеткой.

– Сегодня мы не вспоминаем о горе, – произнес он. – Сегодня мы празднуем воссоединение Селуков Сирма. Чествуем героев, таких как великий муфтий Тайма, отдавший жизнь, чтобы спасти молодого шаха и его мать.

Все заколотили по столу и приветственно закричали.

– Ну а как же те, кого мы потеряли? – сказал я. – О них вы подумали?

Девушки-служанки обходили зал, наполняя чаши розовой водой.

– Их мы тоже чествуем. У нас праздник!

Еще больше ударов и ликования.

Мать шаха наблюдала за мной. Все в ней текло и струилось – развевающиеся каштановые волосы, развевающееся яркое одеяние. Даже коль на лице потек. И все же она казалась самым серьезным человеком в зале. Пока не улыбнулась, когда наши взгляды встретились.

Несмотря на ужас Костани, статус ее сына повысился. Эбры тоже: он больше не советовал шаху, который мог отвергнуть его совет… Теперь он стал самым проницательным и, возможно, самым могущественным человеком в королевстве.

Держа свой бокал с розовой водой так, словно он парил над ладонью, мать шаха с королевской грацией проскользнула по залу, затем приказала мужчине рядом со мной пересесть и заняла его место.

Теперь она, словно лишившись дара речи, смотрела на золотую скатерть.

– Извини меня, – сказала она. – Когда я была совсем юной при дворе шаха Джаляля, я слышала истории о тебе. Девушки сплетничали, что ты светлее и сильнее волков, воющих с пиков Нокпла. И однажды – ох, это было так давно – я тебя увидела. – Она облизнула губы. – На вашей свадьбе. Я так завидовала той прекрасной девушке, которую ты держал под руку, хотя сама к тому времени уже была женой шаха.

Меня воротило от подобной беседы. Раньше горечь воспоминаний о полных надежд днях юности смешивалась со сладостью… Теперь осталась только горечь.

– Я ценю вашу доброту, – сказал я.

– Где она, твоя жена?

– Она…

Язык застыл у меня во рту.

– Мне так жаль. – Мать шаха взяла меня за руку. – Тебе всегда рады во дворце моего сына, как это было во дворце его отца и деда. Мы дадим тебе все, что только понадобится.

– Сожалею, ваше величество. Вы не можете дать то, что мне нужно.

Она сочувственно улыбнулась.

– Ты янычар. То, что нужно тебе, и то, что нужно твоему шаху, – одно и то же. Разве не так?

Жесткие слова, так сердечно произнесенные.

– Янычары не могут жениться, а я был женат. О чем это говорит?

– О том, что ты не такой, как все. Но у каждого есть свое место, а шах – следующий после бога. – Ее лицо стало холодным и высокомерным. – Янычар не должен скитаться с ничтожным племенем забадаров, когда он нужен шаху. – Она склонилась к моему уху. – Не позволяй ей дурачить себя. Ее мать пасла коз. Если ищешь настоящую силу, посмотри вокруг.

Я смотрел и видел лишь мужчин с кусочками кебаба в бородах. Извинившись, я вышел наружу.

В саду шум пира был почти не слышен за громким стуком дождя. Я остался на веранде, чтобы не вымокнуть. Ревел гром, и молнии озаряли небо. Как известно, летние дожди не бывают сильными. Обычно они только освежают поля и тех, кто на них работает. Странно.

Позади меня раздались шаги – Великий визирь Эбра вышел из зала следом за мной. Несколько мгновений мы оба молча смотрели на дождь.

– Мы нуждаемся в этом, чтобы сплотить людей, – сказал он. – Я уверен, ты помнишь прошлое, помнишь, как трудно было сохранить единство, когда умер шах.

– У тебя есть план возврата Костани?

Усмехнувшись, Эбра покачал головой.

– Ты неглуп, Кева. И ты понимаешь, что в ближайшее время нам Костани не взять. Нам важнее собрать силы под властью нового шаха, приобрести союзников и укрепить войска.

– И ты тот человек, который сделает это?

– Кто еще? Шах ведь просто мальчик, а его мать не разбирается в управлении государством. Я не хочу править, но должен. На меня возлагается задача сберечь эту страну, чтобы мы больше не потеряли ни пяди нашей земли.

Молния расколола небо. На мгновение опять наступило утро.

– Ты не знаешь Михея Железного, – сказал я. – Если не справишься, он отберет у нас все.

– Тогда помоги мне. – Широко открытые серые глаза смотрели серьезно. – Я буду тебя слушать.

Будет ли? Шах Мурад ясно дал понять, что не доверяет Великому визирю, когда мы беседовали в костаньской кофейне. Он нарисовал образ хитрого человека, который ненавидит конфликты, если только они не несут выгоды его власти или положению. Но шахи, ослепленные собственными навязчивыми идеями, часто плохо разбираются в людских характерах.

– Надеюсь, что ты не против, – сказал Эбра, – но я случайно услышал твой разговор с Рудабе, матерью шаха. – Он потеребил ухо. – Лат снабдила меня отличной парой ушей. – Его хриплый смех вряд ли мог вызвать симпатию. – Ставлю сто золотых, что ты не знал этого, но я тоже был на твоей свадьбе.

Я бы предпочел утонуть в грязи, чем и дальше терпеть это фальшивое восхищение. Я застонал, но недостаточно громко, чтобы остановить Эбру.

– Глядя на тебя в блестящем одеянии жениха, я завидовал, как никогда в жизни. Даже когда мы были детьми под крышей Тенгиса, девушки окружали тебя, щипали за щеки и уши. Славный мальчик стал красивым мужчиной. Стал героем, даже легендой. Такова была история твоей жизни. У меня не было такого благословения, и поэтому приходилось…

– Нам нужно больше