Правда, учили ее в основном сидеть в дамском седле. Ехать по-мужски, как Алька, оказалось куда как удобнее. Правда, и облачиться пришлось в мужскую одежду, как ни ворчали себе под нос воеводы. Саму Наину мужская одежда ничуть не шокировала –  в вольном Городе-у-Моря брюки носили многие девушки, хотя сама она прежде и не решалась.

Горничная Прашка, конечно, отправилась с государыней, как и верный писарь –  да оба они ехали в обозе. Каково им там –  Наина не спрашивала. Ясно, что и на телеге целый день трястись не сахар, ну да у нее самой-то после дня верхом живого места на теле не было. Вечером на привале, укрывшись в крестьянском доме –  а то и в шатре в чистом поле –  правительница буквально падала на перину, а Прашка, охая и ахая, стягивала с нее сапоги, раздевала да растирала целебной мазью. Кажется, все тело насквозь пропахло едким запахом той мази. А днем Наина, сцепив зубы, снова карабкалась в седло и ехала –  не ропща и не жалуясь. Ей –  нельзя. Она –  правительница. Она за все и за всех отвечает.

И когда на третий день на горизонте замаячили высокие стены Камнева, главным чувством, затопившим Наину, было облегчение.

С пригорка видно было, как тянется к городским воротам ручеек беглецов из окрестных сел. А еще с двух сторон подтягивались войска, что собирали по всей стране –  вон и от Барсукова идут, и от Древнева. Скоро и от союзных стран должны подтянуться. Впереди –  военный совет, непростой разговор с Алькой, а дальше и вовсе…

Но прямо сейчас будет правительнице баня, горячий ужин прямо в опочивальню и мягкая постель с тонкими простынями. И ничего важнее, кажется, просто на свете быть не может…

*

О том, что долгожданные войска наконец прибывают, Алька узнала не сразу. Больно занята оказалась в эти три дня, помогая беглецам-селянам расселиться да обустроиться. Мимоходом радовалась порой, примечая знакомые лица. Мест не хватало, хоть камневцы и пускали к себе на постой гостей, сколько могли. Каждые рабочие руки и впрямь были на счету –  хоть женские, хоть мужские. Можно к градоправителю подойти –  уж подыщет тебе занятие. А то заходи в любой большой дом –  да иди на кухню, непременно найдется дело. Потому как в том доме десяток-другой ртов прибыло, и всех накормить надо. А то, бывает, и до кухни не дойдешь –  ухватит тебя под руку какая незнакомая девица да попросит слезно присмотреть за детишками –  все капризничают, мол, а мамка кормящая, что с ними сидит, уж больше суток не спала…

Вот детишки оказались испытанием почище упырей, ей-небо. Набралось их в том доме семь человек –  похоже, из нескольких семей, взрослые-то все заняты. Младший в пеленках, старшим –  мальчишкам-близнецам белобрысым –  лет по семь. В углу на нешироком топчане прикорнула женщина с толстой русой косой –  видать, та самая мамка кормящая. И никакие крики и визги ребятни ничуть не мешали ей сладко во сне посапывать. Как, впрочем, и младенцу рядом с ней. Привычные, видать, оба.

Но первым делом, как Алька вошла в горенку, ее сначала едва визгом не оглушили, а затем чуть-чуть с ног не сшибли –  близнята в салочки играли, да первый с разбега и налетел. Впрочем, тут же, оттолкнувшись, точно мячик, понесся в другую сторону. Второй, пробегая мимо, дернул за косичку девочку чуть помладше. Вопили при этом оба мальчишки так, что уши закладывало. Девочка, глянув вслед обидчику, подумала пару мгновений –  и разразилась рыданиями. Еще двое детей –  мальчик и девочка лет пяти –  катались по полу с яростным рычанием, пытаясь отнять друг у друга тряпичную куклу. Вторая кукла –  точно такая же –  валялась неподалеку. Самая маленькая девочка тихонько рисовала на стене угольком.

Алька замерла на миг, зажмурившись.

Некстати вспомнилось, как сама когда-то своих нянек изводила. Только маленькая царевна-то была одна, а мамок с няньками у нее –  с десяток. Вот теперь и отольются, видать, кошке мышкины слезы…

Рыдающая девочка вцепилась в Алькину штанину и потянула так, что едва вовсе царевну без штанов не оставила –  пришлось держать. Попытка отцепить ребенка от себя, увы, ничего не дала: девчушка держалась клещом.

Что же делать-то с ней?! Вроде бы ревущих детей полагается как-то успокаивать… Но как?!

Алька присела на корточки и неловко приобняла плаксу.

– Ну, ты это… не плачь, он же не со зла…

Девчонка наконец отпустила ее штанину –  и то хлеб! Правда, взамен вцепилась в Алькину рубаху –  да еще и тянет за полу зачем-то. Ладно уж, чем бы дитя ни тешилось… царевна похлопала ребенка по плечу, погладила по голове. Дитя, в свою очередь, продолжая всхлипывать, наконец вытащило полу ее рубахи из-за пояса штанов, критически осмотрело –  и шумно в нее высморкалось.

От возмущения таким святотатством Алька дернулась –  и плюхнулась на попу. С другой стороны к ней тут же подошла вторая девочка –  прелестное белокурое создание с угольком в руке.

– А хочешь, я нарисую тебе красивые глазки? –  спросила она.

Тем временем клубок дерущихся детей подкатился к “няньке” и врезался в ее ногу, распавшись на двоих одинаково поцарапанных детишек. Впрочем, оба тотчас с воинственными воплями снова кинулись друг на друга, периодически, правда, попадая кулаками в царевну. Близнецы продолжали беспорядочно носиться туда-сюда, время от времени врезаясь в кого-нибудь по пути.

Алька быстро подобрала под себя ноги и в ужасе обернулась к спящей женщине. Может, она все-таки проснется и освободит ее? Увы, женщина спала так сладко, что едва ли ее сейчас и колокольным звоном бы кто разбудил.

Впрочем, есть для всякой матери кое-что, способное разбудить в мгновение ока: голодный рев родного дитяти. Хотя иная и не просыпаясь чадушко покормит. То ли от переполненного надеждой взгляда Алевтины, то ли еще от чего, а только младенец вдруг проснулся –  и тотчас взвыл белугой.

Просыпаться мать не стала. Не открывая глаз, чуть подтянула к себе младенца, слегка сморщила нос, пробормотала что-то во сне –  и перевернулась на другой бок.

Тут уж Алька не на шутку возмутилась. Не может же она сама младенца покормить! Что это за мать такая!

Царевна решительно поднялась с полу и зашагала к ложу.

…Правда, вышло это не сразу. Потому как на одной ее ноге так и повисла рыдающая девочка, вцепившаяся теперь не только руками, но и ногами. Решив не обращать внимания на трудности, царевна мужественно подняла ногу вместе с девочкой –  и шагнула. Поступь вышла тяжелой.

Девочка с угольком молча семенила следом. А Алька, сцепив зубы, думала о том, что главное теперь –  не наступить на тех детей, что катаются по полу.

– Эй! –  сказать что-то еще, дойдя до топчана, удалось не сразу. Поэтому Алька, пытаясь отдышаться, наклонилась над женщиной и потрясла ее за плечо. –  Эй! У тебя ребенок голодный.

– Не, –  пробормотала женщина сквозь сон и почмокала губами.

– Что –  не?! –  Алька аж задохнулась от возмущения. –  Орет же!

– Пеленки! –  мумукнула спящая и уткнулась лицом в подушку.