Цукер снова разобиделся:

– Кушайте сами. Очищайте помещение, а то, не ровен час, увидит кто.

Оля взмолилась:

– Рома, за что?! Не я же вам морду била. С чего вы такой злющий? Я от чистого сердца, в самом деле, очень вам… тебе то есть, так признательна! Честное слово! Ну Рома же!

Но Цукер был тверд, как скала. Посоветовал едко:

– Ты мне руку еще пожми. И благодарность объяви в приказе перед строем.

– Какой дурак, – вздохнула Ольга и, приблизившись, чмокнула в гладкую щеку.

– Мир?

– О, – только и сказал Цукер, поднимая было руки, – но, услышав скрип двери, опомнился и отшатнулся.

Вошла в палату старшая медсестра Пожарская, молча втащила за собой своего сына, красного, как вареный рак. Вытолкнула его на середину помещения – и без единого слова ушла, лишь напоследок показав ему кулак.

– Опять двадцать пять и за рыбу деньги, – констатировал Цукер, на всякий случай отходя от Ольги подальше. – Этот-то до меня зачем?

– Извиниться, – буркнул Пожарский, отводя глаза.

– Так давай, – подбодрил Цукер.

– Был неправ. Погорячился.

Ольга ядовито протянула:

– Молоде-э-эц! А теперь то же самое, только с более искренним раскаянием.

– Поучи еще! – прорычал Колька. – И выйди отсюда, при тебе не стану.

Она фыркнула:

– Можно подумать! – Но палату покинула, боясь, чтобы он не передумал, не попер бы в очередную дурь.

– Оля, стойте, будьте свидетелем! – взмолился Сахаров то ли в шутку, то ли всерьез.

Немного помолчали, пялясь друг на друга, как два барана. Колька наконец решительно протянул руку:

– Рома, прости. Я псих и идиотский дурак, руки-ноги мне обломать за такие дела. Не разобравшись, в драку полез.

– Да ты сильно не плачь. Были б у меня свободные клешни – неясно, кто бы извинялся, – отозвался Цукер, но руку пожал. – Ладно, понервничал, и было с чего.

Колька, покосившись на дверь – та была закрыта плотно, – вынул из-за пазухи сверток:

– На вот.

– Что это?

– Ножик твой. Я случайно подобрал.

– Иди ты! – Цукер трясущимися руками развернул платок. Выдохнул, чтобы успокоиться, осторожно, через ткань, ухватил за конец лезвия, поднес нож к глазам:

– «Швиль». Равнорукий. Не мой!!! Пожарский! – И обнял Кольку совершенно искренне.

– Да тоже подумал – нечего мильтонам его отдавать… – начал было тот, но Сахаров продолжал творить странные дела. Прыгнув к распахнутому окну, высунулся, оглушительно свистнул, заорал во всю глотку:

– Как вас там! Сергеевна! Вернитесь досюда!

И полсекунды не прошло, в палату влетела Введенская, причем спиной вперед, выпихивая обратно в коридор лишнюю публику:

– Оля, Оля, не до тебя…

Наконец плотно закрыла дверь.

– Что?! Что это?

Цукер, как знамя победы, поднял нож.

– Во! А вы не верили.

– Был нож! – взвизгнула Сергеевна. – Откуда? – Даже опомнившись, она забывала дышать, сыпала вопросами, тормошила Кольку: – Пожарский, ты? Ты, чтоб тебя, подтибрил?! Где нашел?!

Пацан отбивался:

– Да что орете-то! Там и нашел, нашарил и спрятал. Я думал – это его нож. Сапожный.

Введенская самозабвенно взвыла:

– Сапожный!

Цукер напомнил:

– И не мой! Мой в мастерской лежит, можете хоть щаз идти. На моем метка такая…

– Неважно!

– Вам не важно, а сидеть-то мне.

Она от души чмокнула его в лысину:

– По этому делу – точно не тебе, – сунула нож куда-то на плоскую грудь и была такова.

– Показились они все, что ли? – Цукер провел по щеке, по бритой голове, точно убеждаясь, что все на месте. – Слушай, что это за хамса?[15] Ше, правда следак?

– Еще какой, – подтвердил Колька, – расскажу как-нибудь, если напомнишь.

Распростились по-дружески.

Глава 10

Сорокин выслушал сбивчивую речь Катерины, все быстро и правильно понял, отрезал:

– К Волину не поеду.

– Товарищ капитан, так ведь он мне…

– Вот именно он и тебе, – подтвердил капитан. – Твое дело – ты и поезжай.

– Вы же сами говорили: помогай! А теперь отказываетесь…

– Так я тебе говорил помогать, не себе. Ты же вот бери ножичек – и ножками на Петровку. – И, видя, что Сергеевна собирается в очередной раз что-то сказать, поторопил: – Теряем время, Катя. Бегом.

Пытаясь остановить, организовать поднявшийся в голове карамболь, Введенская ничего вокруг не видела и не слышала. Дорога до станции, электричка, метро – все, все пролетело мимо.

«Нож, нож! Сапожный, надежный, с коротким лезвием, которое не сломается, наткнувшись на кость! И Цукер сам его выдал – стало быть, не он! Как хорошо».

А плохо опять то, что и он нападавшего в лицо не видел. Но если предположить, что совпадение ножей означает совпадение и личностей, то на Ольгу напал тот самый, сокольнический!

«К тому же цветок на месте нападения. Почерк его, подпись его, знак бандитский».

Тут остатки разума и богатое воображение мигом подсказали, что скажет прокурор, когда вместо доказательств ему будет предъявлен подобный гербарий. Катерина расстроилась было, но тотчас напомнила себе, что теперь есть нож, а на нем – сто процентов! – отпечатки нападавшего.

И если вдруг… ну мало ли, бывают же чудеса! Если вдруг одни и те же отпечатки пальцев будут выявлены на всех вещах, которые точно побывали в руках одного и того же человека…

Катерина, комсомолка, атеистка, глянув на небо, пробормотала быстро, с жаром, пусть и воровато:

– Бог Господь, Бог Господь! Только бы повезло… только бы повезло!

– А вам и повезло, – вдруг сказали за левым плечом, и Катерина подпрыгнула на месте.

Но все оказалось куда проще. Гражданин в малокопеечке и приличном костюме, по всему судя барыга, заговорщицки подмигнул:

– Не желает ли гражданочка на «Школу злословия»? Есть лишние билетики, можно и с кавалером.

Введенская вежливо отказалась.

Культурный перекупщик попыток не оставлял, понизив голос, таинственно сообщил:

– Невидимый идет по городу.

Она чуть не взвизгнула, прикрыла рот ладонью:

– Что?!

– Есть лишний билетик, в «Ударник», – удивленно пояснил барыга, на всякий случай чуть отойдя. – Что, так не любите эту картину?

Катерина перевела дух, спросила уже спокойно:

– Какой невидимый, по какому городу?

– И надо же быть такой некультурной, – укорил он и оставил свои поползновения. И даже, чтобы не подцепить «бациллу темноты», отошел.

«Невидимый, как же. Щаз. Кончилось твое везенье, гад! Скоро конец твоей этой… невидимости! Потерял удавку и нож, Михаил набрел на схрон, Цукер просто шел мимо… Неслучайны эти случайности, наша возьмет! Есть следы, скоро будут и отпечатки пальцев! Поброди еще по городу, невидимый, пока ноги целы…»

Нет, не только глупые васильки будут приобщены к делу. Есть вещдоки, есть версии и соображения, и их много. Количество по законам диалектики просто обязано перерасти в качество.

Перед тем как войти в кабинет к капитану, Катерина немного постояла,