Жирные пятна на толстовке и джинсах не прибавляли моим словам веса, как и растрепанные волосы, как и порезы на лице. Я еще молчу про «призрачный вид». Хотя последний не бросался в глаза обычным людям. Скорее, Надя не сможет хорошо меня рассмотреть, ее взгляд будет соскальзывать с меня, как с ледяной скульптуры. Так себя вели люди на улице и в автобусе.

Но ее поведение шло вразрез с ожиданиями. Она не спускала с меня глаз, словно добыча с замершего хищника.

— Эти ножи, — не нашел я лучшей темы для разговора. — Они…

— Серебряные, — перебила Надя.

Я сглотнул и кивнул сам себе.

Забавно. Она подготовилась лучше меня, что лишний раз говорило, насколько истощение повлияло на мои мысли и суждения. Угораздило же меня пойти за Александром с обычным ножом…

Решено. Больше не выйду из квартиры без набора «юного мистика»: пачки мелков — желательно белых — упаковки соли, серебряных ножей и вилок. А еще лучше — собрать настоящее магическое оружие. Какой-нибудь бич чудовищ. Надеюсь, у меня хватит кармы на него… Кому я вру? Конечно же не хватит.

— Они бесполезны, — закончил я мысль. — Я не Скрытый.

— Откуда мне знать? — резонно спросила Надя. — Может, ты похититель тел или астральный паразит. Или коллекционер лиц?

Мои губы сжались в тонкую линию. В памяти ожил образ Воровки лиц. Ее энергичное поведение, детский вид и… угрозы отрезать мне руки.

Я невольно поморщился.

— Ага! — расценила она мое поведение по-своему. — Я попала в точку. Спаси и сохрани меня, о Господь.

Молитвы? Серьезно?

— Я человек, — выставил я перед собой руки. Покачал левой, с порезом на ладони. — У меня обычная кровь.

Мне начинал надоедать этот цирк. Так мы ничего не добьемся. Только время тратим.

— Послушай. Давай сыграем в игру. Как в фильмах или сериалах. Ты задашь мне вопросы и убедишься, что я Теодор.

— Звучит разумно. Но… — нахмурилась она. Раскрыла рот, но тут же закрыла. Два выражения быстро сменяли друг друга на лице: растерянность и страх. Я хорошо знал ее, поэтому заметил почти сразу: Надя тщательно перебирала в мыслях слова. Через пять секунд она продолжила: — Фигово… Я… неважно. Хорошо. Какое мороженое я люблю? Скажи название.

— Название не помню, но это шоколадное в сахарном рожке.

Удивительно, бомжевание вырезало из памяти подростковые годы, а вкусы родной сестры пощадило. Не только мороженое. Надя терпеть не могла помидоры, слыла в семье сладкоежкой, и летом после школы втайне от этой женщины покупала в магазине шоколадное мороженое, из-за чего часто ходила к дантисту.

Мне она покупала обычный пломбир в стаканчике. Одно удовольствие — выталкивать и слизывать полужидкую сладость из хрустящей вафли. Скучаю по тем временам.

— Жутковато, — прищурилась Надя, но не опустила ножи. — Как звали моего классного руководителя? Нашего… Нашего классного руководителя.

— Татьяна Николаевна до пятого класса, и, кажется, Анастасия Александровна до выпуска.

— Что у меня было по физре?

— Пять. Вроде всегда.

Я помнил о ней больше, чем о себе. Мои школьные годы покрыты мутной пеленой, и только воспоминания о Наде все так же кристально чисты. Если переживем этот год, запишусь к психологу или к психиатру. Неприятно жить с пробелами в памяти. Так и до помешательства не далеко.

— Допустим, я тебе верю, — положила Надя ножи в разные карманы джинсов.

Она пододвинула к себе кресло, рухнула на него, как работник после тяжелой смены на заводе, и облокотилась на стол.

— Я в полной заднице, — прошептала Надя сама себе. — До последнего надеялась, что мама неудачно пошутила.

— Она оставила тебе послание, — сказал я. Шагнул к Наде, и она дернулась.

— Да, мама писала о долге, о смертях Маши, Кати и Дениса, — подняла она на меня взгляд. — И о тебе. Где тебя носило эти полгода?

Полгода? От ее вопроса сердце сковало льдом. В осенний вечер холод коснулся не только кожи, но и души.

«Я сбежал из дома два года назад, — промелькнула мысль. — Почему ты не спросишь об этом?»

Я приобнял себя и замер в паре шагов от стола. Не мог пройти дальше. Казалось, между мной и Надей разверзлась пропасть. Она ширилась и тянулась влево и вправо — никак не обойти и не перепрыгнуть.

За холодом последовал жар. Эта женщина. Она промыла Наде мозги. А как иначе? Два года… За этот срок от прежнего отношения не осталось и следа. Я и забыл, насколько время беспощадно к людям. Человек может сильно измениться и за год, не говоря уже про два. Ярчайший тому пример — я. В прошлом тихая, забитая мышка. Боялся и слово вставить поперек этой женщине. Жизнь на улице переменила меня, заставила отрастить клыки и когти. Иначе не выжить.

Я посмотрел на Надю. Она, словно, ощутила мой взгляд и шелохнулась. Я восстановлю наши отношения. Проложу мост через пропасть. Все станет, как прежде.

— Не волнуйся, — слегка улыбнулся я. — Я выплачу долг за нас двоих.

После заявления права Скрытые ополчатся против нее. Обман, шантаж, угрозы, хитрые уловки. Пусть остается Знающей. Ради своего же блага.

— Шутишь? — фыркнула она. — Оставить все на тебя и просто стоять в сторонке? Разбежался.

— Ты не понимаешь, — воскликнул я. — Мистицизм опасен.

— Клин клином вышибают. Слышал о таком?

— Ты не понимаешь! — плеснул я руками.

Надя округлила глаза, вдавилась в спинку кресла.

— Я стал мистиком вчера вечером. А сегодня меня два раза чуть не убили! Заперли на бесконечной Парковке. Хотели отрезать руки и бросить черт пойми где!

Воцарилась тишина. Я переводил дух, а Надя обдумывала мои слова.

— Подумай логически, — осторожно начала она. Мои надежды хрустнули, но устояли. Пока что. — Двое быстрее выплатят долг, чем один. Мы прикроем друг другу спины.

Надя говорила моими словами. Я тоже думал, что сделай эта женщина из Миши, Кати и Дениса мистиков, долг бы испарился, и все бы выжили. Разумное решение. Но прибавь к трио Надю, и все перевернется с ног на голову.

Скрытые хитры и коварны, а сами мистики недалеко ушли от магических чудовищ. Мистицизм опасен. Наде лучше держаться