– А? – я открыла рот от удивления, пытаясь уловить ход его мыслей. Витя знает о пощечине и бойкоте? Но это было неделю назад, почему он спрашивает об этом сейчас?..

– Я говорю, ты в школу не ходишь из-за девчонок? – процедил он сквозь зубы, словно произносить это ему было неприятно.

– Что за глупости? – я натянуто улыбнулась, отмечая про себя, что когда Витя злится, он становится похож на милого и забавного уличного котенка.

– Ты прикалываешься, мать твою, Романова? – крикнул Шестаков. Он вдруг схватил меня за плечи, и от этого прикосновения тело обдало жаром. Я едва не задохнулась, разглядывая человека, от которого сердце медленно таяло. Нужно сдерживать себя: чувства и слезы, что настойчиво рвались наружу.

– Зачем ты приехал?

– Рита! – прошипел Витя. Морозный ветерок подул мне в спину, словно подталкивая навстречу к тому, к кому нельзя. Я взглянула из-под опущенных ресниц на Шестакова, его изумрудные глаза притягивали магнитом, напоминая о нашем беззаботном детстве.

Мои губы дрогнули, но я постаралась снова натянуть обманчивую улыбку. Синяки на теле до сих пор болели. Проклятая несправедливость, казалось, никогда не даст о себе забыть. Я словно та птица, что прожигает дни на цепи в ржавой клетке.

– Зачем ты приехал?

– Да потому что! – крикнул Шестаков, отводя взгляд в сторону. Он облизнул пересохшие губы, потом снова взглянул на меня и произнес: – Потому что переживал, разве не очевидно?

Всего одной фразой он выбил кислород из легких, остановил сердце, заставляя поверить в невероятное. Из моих глаз неожиданно скатилась слеза: горькая, разрушающая броню, что я создавала столько лет. Нужно быть сильной, нужно продолжать играть роль равнодушной девушки, а не раскрывать душу перед Витей.

Я вздохнула, освобождаясь из хватки Шестакова, а затем смахнула слезу, что обжигала кожу, скатываясь к подбородку.

– Рита… – прошептал Витя. Голос его сделался мягким, даже немного растерянным. – Ты чего? Эй…

Я отвернулась, хотя, лучше бы убежала. Слезы одна за другой катились по щекам, я только и успевала ловить их рукавами куртки. Сердце не стучало, нет, – оно кричало в груди, билось о ребра, заходилось в рыданиях.

– Рита… – снова позвал Витя. Мое имя давно не произносили с такой заботой, словно я в самом деле была кому-то нужной. В конце концов человек перестает задумываться о себе, предпочитая плыть по течению беспощадной судьбы. Проигрывать раз за разом, подставлять вторую щеку, падать и подниматься. Круговорот бесконечных вещей в природе.

Я забыла, каково это – когда он рядом.

– Рита, – прошептал Шестаков. Еще один шаг, и его руки сгребли меня в горячие и давно забытые объятья. Он стоял позади, его сердце было безумно близко, его дыхание обжигало, заставляя смущаться и корить себя.

Почему я не убегаю?

– Прости меня, я… из-за меня ты… – с придыханием говорил Витя. Я не понимала, за что он извиняется, но наслаждалась исходящим от парня теплом. Пусть это было эгоистично и неправильно.

– Рита, – Шестаков осторожно повернул меня лицом к себе. Он наклонился, коснувшись своим носом моего. Я замерла, а сердце, наоборот, ожило. Кажется, оно сошло с ума, кажется, мой пульс достиг ста семидесяти. Внизу живота скапливалось волнение, которое нарастало с каждой секундой. И опять этот ветер, толкающий на безрассудные поступки.

– У меня так много вопросов, – прошептал Витя, закрыв глаза. Его дыхание щекотало мои губы. Мне хотелось поддаться вперед, коснуться губ Шестакова, ведь они были запредельно близко.

– Все хорошо, – ответила я, поражаясь тому, насколько тихо прозвучал мой голос.

В груди отбивало отсчет до армагеддона в легких, до звездопада, что вот-вот окажется у моих ног. И только я закрыла глаза, позволив себе ошибочную слабость, как позади раздался гул машины. Мы с Витей моментально отпрянули друг от друга, а я к тому же перепугалась – сразу про отца подумала. Хотя было бы странно увидеть его в такой час, но страхи умеют подкрадываться из-за угла и примерять облики страшных монстров.

А когда Витя вновь подошел ко мне, я испытала дикое смущение. Губы вспыхнули, шею и щеки обдало жаром, мне сделалось жарко.

– Рита, я уезжаю на соревнования в понедельник на две недели. – Сообщил неожиданно Шестаков, он протянул руку, видимо, планировал дотронуться до моих пальцев, но я резко попятилась, вспоминая Алену и монстра, что жил в моей квартире.

– И что? – откашлявшись, спросила. Я мельком глянула на Витю, но тут же поспешила отвести взгляд. Грудь и без того ходила ходуном. Мы чуть не поцеловались! С ума сойти!

– У меня нет твоего номера.

– Зачем он тебе? – я старалась говорить тверже, но голос дрожал, выдавая мою робость и смущение.

– Ну… – Витя улыбнулся. У него была бесподобная улыбка – словно выглянуло летнее солнышко, которое мы ждем ранней весной. – Нужна причина, чтобы позвонить тебе?

– Думаешь, не нужна?

Шестаков сделал очередной шаг навстречу, его горячие пальцы вмиг переплелись с моими, я и дернуться не успела. А когда дернулась, он не отпустил, еще крепче их сжав.

– Витя… – прошептала робко я. У меня в груди все содрогнулось от близости, от теплоты, исходящей от рук Шестакова.

– Это так сложно, дать свой номер?

– Да, – через силу ответила я. Сложно забыть, как любимый человек целует другую девушку, как смотрит на нее с жадностью и обнимает. Ревность болезненно укусила под ребрами.

– Почему?

– Женская солидарность.

– В смы… а, – он кивнул, облизнув нижнюю губу, а затем отпустил мои руки. – В Алене дело?

Я ничего не ответила, да и не видела в этом смысла. Зачем бередить сердце, когда впереди нет дороги, нет будущего?..

– Если ты переживал, что меня кто-то обидел из-за тебя, нет, это не так, – произнесла я, натягивая очередную лживую маску. – Глупый бойкот ничем навредить не может. А в школу я не ходила, потому что болела. Так что…

– Хорошо! – резко сказал Витя, смерив меня решительным взглядом.

– Ч-что хорошо?

– Я тебя услышал!

– А? – однако Шестакова не удостоил ответом. Он обошел меня, не сказав даже банального «до свидания», и направился в сторону выхода со двора. Молча. Без объяснений.

Я так и не поняла, что