Слова вылетают быстро, словно из пулемета, и, как только я заканчиваю, тут же замолкаю. Сердце подскакивает к горлу. Я ожидаю, что Оливия рассердится или будет раздражена. После всей работы, которую она проделала, пытаясь помочь мне освоиться здесь, после знакомства со всеми этими людьми и после того, как она записала меня и братьев Ворониных в список приглашенных.

И вот как я отплатила за ее доброту? Как она может не разозлиться из-за этого?

Но вместо того, чтобы наброситься на меня с упреками или отчитать, она нежно сжимает мое плечо.

– Это не было самым ярким событием вечера, – признается она, слегка поморщившись. – Но, если ты переживаешь, скажу – это не твоя вина. Ты не в ответе за ошибки других, Уиллоу. У тебя не было права голоса в вопросе об удочерении, и, честно говоря, я очень впечатлена тем, какой ты выросла, учитывая женщину, которая тебя воспитала.

Я обхватываю себя руками, когда легкий ветерок ерошит мои волосы. Не знаю, что на это сказать. Я так привыкла к тому, что люди сравнивают меня с моей приемной матерью, предполагая, что я стану такой же, как она – или уже стала, – поэтому мне кажется странным, что бабушка видит меня такой, какая я есть, и относится ко мне как к личности.

Оливия заключает меня в объятия, крепко прижимая к себе. От нее приятно пахнет свежими цветами и духами, и я обнимаю ее, чувствуя, как к горлу подкатывает комок.

– Не позволяй этому событию расстроить тебя, – шепчет она. – Все в порядке. Все, кто встретился с тобой этим вечером, были очень даже впечатлены.

Мы отстраняемся, и я делаю глубокий вдох, пытаясь принять ее слова на веру.

– Люди не станут думать о твоей приемной семье, – обещает она. – Особенно, когда поймут, какая ты очаровательная. – Ее улыбка становится шире, а карие глаза слегка поблескивают. – Джошуа Пауэлл, например, очень увлекся тобой.

Я краснею. Джошуа показался мне милым, когда мы разговаривали ранее, но я не видела его с тех пор, как заявилась Мисти.

– Спасибо тебе… за все, – говорю я Оливии. – За то, что привела меня сюда.

– Конечно.

Краем глаза я замечаю какое-то движение и, оглянувшись, вижу, как братья Воронины спускаются по ступенькам, чтобы забрать свою машину у парковщика. Я смотрю им вслед, затем оборачиваюсь к Оливии.

– Надеюсь, твои друзья тоже хорошо провели время, – говорит она.

Она не делает акцента на слове «друзья», так что я до сих пор не знаю, как она относится к тому, что я их пригласила. Заметила ли она что-то между нами или считает, что они просто знакомые из моей прошлой жизни? Может, она думает, что, позволив им остаться в моей жизни, поможет мне преодолеть пропасть между тем, кем я была раньше, и тем, кто я есть сейчас.

Я переплетаю пальцы, стараясь не краснеть и не думать о том, что Мэлис делал со мной наверху или как я поцеловала Рэнсома в уборной.

– Да, я думаю, так и было, – говорю я ей.

– Значит, все это того стоило. – Оливия берет меня мягкими и сухими пальцами за руку. – Не вешай нос, дорогая. Ты была великолепна сегодня, и я очень горжусь тобой.

– Спасибо, – снова бормочу я.

Она улыбается мне в последний раз и поворачивается, направляясь обратно в музей. Я иду тем же путем, что и парни, к парковщику, чтобы попросить его подогнать мою машину.

Отъезжая, я вижу, что братья Воронины тоже ретируются, и сердце слегка сжимается. Не знаю, когда увижу их снова, ведь после сегодняшних событий у меня не будет никакого повода. Это должно принести облегчение. Я не должна хотеть находиться рядом с ними.

Но вместо этого я чувствую, как в моем сердце образуется зияющая пустота.

17. Виктор

Когда Мэлис отъезжает от музея и начинает следовать за автомобилем Гэлвина, я бросаю взгляд на руль. Брат держится на достаточном расстоянии, чтобы мы не потеряли цель из виду, но и не приближается настолько, чтобы Гэлвин или его водитель могли заметить слежку.

Мне кажется, что между нами должно быть расстояние еще в одну машину, но я прикусываю язык и ничего не говорю.

Когда мы куда-то отправляемся вместе, я предпочитаю быть за рулем. Рэнсом и Мэлис, конечно, прекрасные водители, но я просто ненавижу ездить с ними, когда кто-то из них ведет машину. Они слишком непоследовательны, и меня это бесит.

Мэлис управляет автомобилем, руководствуясь эмоциями: давит педаль в пол, когда злится, и резко тормозит, когда в настроении поиздеваться, а Рэнсом – просто любитель острых ощущений. Он постоянно выходит за рамки допустимой скорости, но без того тщательного контроля, что есть у меня.

Но на данный момент наиболее разумно, чтобы Мэлис был за рулем. Я должен использовать свои технические навыки, чтобы настроиться на жучок, который мы прикрепили на Гэлвина, и убедиться, что запишется все, что он скажет в течение следующих нескольких часов, как нам и велел Икс.

Рэнсом сидит на заднем сиденье, он снял галстук и расстегнул первые пару пуговиц на рубашке. Его каштановые волосы растрепаны, будто он ерошил их руками.

– Так какого хрена там сегодня случилось, Мэл? – cпрашивает Рэнсом, и Мэлис что-то бурчит себе под нос. – Вот только не надо, – настаивает Рэн. – Я видел тебя и Уиллоу на втором этаже. Ты че, реально думаешь, что открытие нового крыла в пафосном музее – подходящее место для таких вещей?

– Никто ничего не видел, – возражает Мэлис.

– Может и нет, но судя по твоему напрягу, ты мог бы с тем же успехом нагнуть ее и трахнуть прямо там.

– Вообще-то я об этом думал.

Рэнсом фыркает.

– Ну, само собой. Слушай, если будешь продолжать давить на нее слишком сильно, ты ее просто спугнешь. Очевидно, она не настроена на публичные развлечения, особенно когда рядом ее бабушка.

Мэлис только хмыкает.

– Уиллоу сильная, – парирует он. – Она справится.

– Я знаю, что она сильная. Но в последнее время она прошла через много дерьма. Ты не знаешь…

– Тихо, – говорю я, прерывая их спор. – Я получаю сигнал.

Я сжимаю в руке приемник. Мне не нравится тревожное чувство в животе. Это раздражение, но с примесью чего-то похожего на ревность. Мэлис сегодня хотел Уиллоу. Хотел прикоснуться к ней, трахнуть ее, чтобы убедиться, что она не забудет его и то, что он с ней делает. Поэтому он взял то, что хотел, ведь брат всегда так