Не желая смотреть на эту сцену, госпожа Гуй отвернулась и увидела дедушку Ву. Тот стоял особняком, опираясь на посох, всеми позабытый и такой потерянный, что у нее сжалось сердце. Поддавшись порыву, она подошла к старику и провела по руке лезвием кинжала.

— Прими от меня, дедушка.

— Что ты, что ты, куда ж мне-то… Другому вот кому… — замахал он руками, но видя ее решительность тут же размяк и подставил сморщенные ладони.

И, казалось бы, крови-то было совсем немного, но цветы накинулись на нее, словно изголодавшиеся собаки на кусок мяса. Потому охапка черных мертвых глаз в руках господина Ву вышла знатная.

Больше оказалась только та, что у сестрицы Дин.

Последняя, снова веселая, легкая, словно яркий язычок огня в холодный день, смеялась и шутила с Бин-ланом и варваром одаривая то одного, то другого благодарными взглядами. Смотреть на это совершенно не хотелось.

Поэтому когда их снова окутала Тьма, перенося в зал для приемов, она была только рада этому. И ей даже почти не хотелось знать, какую именно табличку вытянет Дин-цзе. Она собиралась тихонько, не потревожив никого, выйти из зала и отправиться к себе, чтобы обдумать наедине все произошедшее и даже прошла половину пути к выходу, когда услышала тихий вскрик.

Госпожа Дин стояла посреди зала, разглядывая золотую табличку в своей руке. Лицо ее выражало недоверие, быстро сменившееся почти детской обидой, а потом и злостью: подбородок девушки дрожал, в глазах стояли слезы, грудь часто вздымалась…

— Как же так? Нечестно! Несправедливо! — воскликнула она и в сердцах швырнула табличку прочь от себя.

Блестящий желтый слиток отскочил от гладкого камня пола, выбил из него крошку — и отлетел прямо под ноги госпожи Гуй. Она непроизвольно наклонилась, подняла табличку и какое-то время озадаченно разглядывала совершенно гладкую поверхность. Пустышка…

«Не стоит так расстраиваться» — «Ничего страшного пока не случилось» — утешали «фею жасмина» госпожа Дзи и дедушка Ву. Та же, выплеснув свое разочарование, сумела взять себя в руки и даже извинилась перед остальными за недостойное поведение.

Госпожа Гуй хотела тоже подойти к ней и поддержать, но ее сбило с толку веселое чириканье и свист рассекающих воздух маленьких крыльев. Она даже головой потрясла, чтобы понять, что ей это не кажется.

Странно, раньше жоу-чжи никогда не появлялись в Главном Дворце, они всегда провожали гостей до входа в него и разлетались по ведомым только им самим делам. Значит, случилось что-то важное или…

— Послание! Послание! От Владыки Ада, Великого Янь-вана! Слушайте! Слушайте! — прислужники верещали так, что хотелось закрыть уши руками. — «Тот из вас, кто принесет сюда к ночи пустую табличку, получит право выбрать еще одну». Слушайте, слушайте! 'Тот из вас…

Жоу-чжи повторяли послание снова и снова. И по мере того, как смысл его становился понятен, все взгляды обращались на госпожу Гуй. И та замерла, невольно сжимаясь под ними. Острый уголок зажатого в кулаке слитка впился в ладонь.

«Гуй-цзе!» — «Госпожа Гуй!» — «Колючка, стой!» — сразу три фигуры шагнули ей навстречу, вызвав в теле животный нутряной страх: догонят, убьют… Не дать… не дать себя поймать. И она бросилась прочь отсюда, вылетела из зала, пронеслась черной тенью по широким ступеням, пробежала наискось через двор, нырнула в спасительную тень одной из построек и помчалась дальше, не останавливаясь и петляя. Она не оглядывалась: собственный ужас гнал ее сильнее, чем целый отряд преследователей.

«Я не дамся им живой, ни за что…»

Она бежала до тех пор, пока ноги ни стали тяжелыми, будто их глиной обмазали, а дыхание — хриплым. Тогда она остановилась, чтобы отдышаться — и заметила, что дверь того флигеля, около которого она стоит, совсем немного, но приоткрыта. Госпожа Гуй тут же подошла, распахнула ее сильнее и оказалась в просторном зале. Здесь царил полумрак. Свет, просачиваясь сквозь натянутую на окна бумагу, отвоевал у мрака несколько узких прямоугольников на полу. От ее движений прямо над ними затанцевали в воздухе пылинки. Но темных уголков в зале хватало, и девушка тут же устроилась в самом укромном из них — за ажурной ширмой.

На несколько вдохов и выдохов она позволила себе поверить, что в безопасности, а потом услышала легкое шелестение — и замерла от пугающей догадки: «Прислужники… Вот кто может выдать ее с головой. Стоит кому-то отправить их с посланием для нее… Боги, как же просто…»

Она тихо запаниковала и закусила палец, чтобы не всхлипнуть в голос: шелест послышался снова, теперь еще ближе.

«Неужели мне не скрыться от них? Я ведь могла когда-то… точно могла…»

Новый всплеск воспоминаний пришелся как нельзя более кстати. Торопливо, слегка подрагивающими от напряжения пальцами, она выхватила из ножен кинжал, проткнула острием палец и начертила кровью на тыльной стороне ладони иероглифы «тень». Голову повело и вновь накатило ощущение, что она ныряет в холодную воду. Тусклый свет совсем померк, все вокруг приобрело грязно-пепельный оттенок, будто она следит за происходящим через закопченное стекло. Стало холодно, и перед глазами зашевелились неясные тени. Смотреть на них было неприятно, но откуда-то она знала, что бояться их не стоит. Зато ни одна живая душа не найдет ее здесь.

Звук шелеста крыльев стал еще громче, маленькие клювики заколотили в дверь, потом послышался

топот крошечных ножек, звук открываемых дверей — и жоу-чжи, вновь обернувшись ласточками, залетали по комнате.

— Госпожа, юная госпожа! Где вы?

Девушка затаилась, задержала дыхание, хотя могла бы этого и не делать: юркие ласточки не увидели ее, хотя несколько раз их белые крылья едва не коснулись ее макушки.

— Нет, ее нет… Летим, летим, нужно найти юную госпожу!

После того, как они покинули зал, она еще какое-то время сидела недвижно и лишь потом выдохнула и привалилась спиной к холодной каменной стене. Ничего, потом отогреется. Сейчас ей важнее побыть в тишине. Одной, если не считать эти неясные колышущиеся фигуры. Но даже с ними она готова примириться: просто склонит голову, закроется ладонями и притворится, что их здесь и нет вовсе. Да, вот так.

Холод и отрешенность оказались сейчас даже кстати: в нынешнем состоянии госпожа Гуй могла спокойно вспомнить все события этого дня, каждую услышанную фразу и обдумать их обстоятельно и почти бесстрастно.

Выходит, она и раньше была знакома с господином Рэн. Он даже учил ее смотреть глазами мертвых.

Ей это не нравилось, очень не нравилось, почему же тогда она слушала его? Кем он был для нее? Да и стоит ли вспоминать?