Ритм нарастал, и наконец Дрю отпустила его, задрожав и закричав, когда волна кульминации накатила на нее до предела. Талемир выжал из нее все до последней капли удовольствия, прежде чем убрать рот и пальцы.

Обнаженная, вялая и задыхаясь, Дрю не двигалась.

Она содрогалась от того, что Талемир сделал с ней, от того, что он создал в ней. И все ради нее — он не искал и не находил своего освобождения.

Дрю медленно села, ее кожа раскраснелась, а внутренняя поверхность бедер стала скользкой.

По обе стороны от нее лежали мускулистые руки Талемира, его волосы рассыпались по блестящим от вожделения глазам. Опустив взгляд, Дрю увидела, что в штанах у него уже набухают следы возбуждения.

Она потянулась к нему, отчаянно желая узнать, как он ощущается в ее руке, прежде чем направить его в свое тело.

Теплые пальцы сомкнулись вокруг ее запястья, останавливая ее.

— Это было для тебя, — сказал он, его голос охрип, дыхание стало неровным.

— Я хочу чувствовать тебя, всего тебя, внутри себя, — сказала ему Дрю, не отрывая взгляда от внушительной длины, напрягшейся под тканью, и от боли, которая уже нарастала внутри нее.

— Пока нет, Дикий огонь. — Он приблизил ее лицо к своему и глубоко поцеловал. — Пока нет.

Талемир достал из сумки одеяло и бережно обернул его вокруг нее, а затем подхватил ее на свои сильные руки и отнес в одну из угловых кабинок. Ее глаза вдруг стали тяжелыми.

Он прижал ее к себе, усадил на старые подушки и уложил на колени.

— С тобой все в порядке? — спросил он, и его глубокий голос зазвенел в ее груди, вызывая дрожь в костях.

— Более чем в порядке. — Она чувствовала себя как никогда расслабленной, невесомой от его воздействия на разум.

— Хорошо, — пробормотал он, нежно поглаживая ее по волосам.

Она хотела возразить, хотела оседлать его и сделать все, чтобы получить от него такое же удовольствие, какое он получил от нее, услышать его крики страсти и покончить с собой.

Но мягкие, ритмичные поглаживания его руки по ее локонам заставили ее вздохнуть с другим чувством удовлетворения.

И этот маленький голосок разума прошептал лишь одно:

Как этот мужчина может быть чудовищем?

14. ТАЛЕМИР

Пока Фурии будут жить, Талемир Старлинг будет вечно помнить ее вкус. До самой смерти он будет вспоминать звуки, которые она издавала в момент кульминации, и то, как ее рот раскрывался в экстазе.

Она была яростной и прекрасной.

Она была всем.

Вмешавшийся рейнджер, которого ему приказали убить.

Наарвианка, пробившая себе путь из тьмы павшего королевства.

Мерцание дикого огня в глубокой ночи.

А теперь она крепко спала у него на коленях, прижавшись к нему со всем доверием, какое только есть в королевствах, несмотря на то, кем он был, несмотря на то, кем он стал на ее глазах.

Как такое могло случиться? Талемир провел большим пальцем по губам: воспоминание о ее губах запечатлелось в его сознании и было достаточно сильным, чтобы продержаться тысячу жизней. Что бы ни произошло между ними теперь, он был привязан к ней, и ее след на нем останется.

Осторожно выскользнув из-под нее, он плотно подоткнул одеяло и укрыл ее голую ногу. Он знал, что она плохо спала в дороге, беспокоилась о своем друге Гусе и мучилась кошмарами, когда заходило солнце. Какое-то время он просто наблюдал за ней, отмечая, как ее ресницы касаются верхушек раскрасневшихся щек и как она сворачивается калачиком. Он понял, что может смотреть на нее часами. Но не поэтому он отстранился от нее. Давно пора было присмотреть за Дрю, и он был более чем счастлив взять на себя эту обязанность.

Пока его Дикий Огонь спал, Талемир собрал ее разбросанную одежду и снял свою. Надев лишь последние чистые трусы, он обследовал остальную часть таверны. Набрав воды из колодца на задворках, он нашел ванну и доску для мытья. Там он оттирал их грязную одежду с мылом, пока вода не стала серой. Сочтя, что огонь в давно остывшем очаге достаточно безопасен, он развел его, раздувая пламя над собранным хворостом, а затем развесил их одежду сушиться на стульях. Продовольственные запасы Танцующего Барсука подверглись набегу, но это не имело значения. Талемир взял лук и колчан и отправился на охоту.

Он знал, что выглядит нелепо в своих сапогах и трусах, со стрелами на голой спине, как какой-то пещерный человек, но его никто не видел, а сумерки — лучшее время для охоты на дичь. Луга вокруг ручья были усеяны зайцами, и ему не потребовалось много времени, чтобы подстрелить нескольких. На мгновение он пожалел, что рядом нет Уайлдера, чтобы поддразнить его: его юный протеже всегда был слишком нетерпелив при стрельбе из лука. Но со временем он научится. Талемир поискал в небе Терренса, но потом вспомнил, что ястреб направляется в Кираун, чтобы позвать им помощь против налетчиков. За последние несколько недель время пролетело так странно. В мгновение ока Талемир оказался на корабле в Наарве, на острие клинка рейнджера, а теперь… теперь он был совсем в другом месте.

Он вернулся в Танцующий Барсук, понимая, как сильно ему нужен свежий сумеречный воздух, чтобы утихомирить бушующий внутри огонь. Огонь, который зажгла в нем Дрю Эммерсон и с тех пор раздувала в пылающий ад. Он тихо вошел в таверну, стараясь не разбудить ее. Он не был уверен, что готов встретиться с ней лицом к лицу; он не верил, что сможет встретиться с ней взглядом и не выплеснуть все эмоции, которые бурлили в нем сейчас.

Талемир Старлинг никогда не был обычным человеком. Он был легендарным Боевым Мечом Тезмарра, а затем теневым монстром, живущим полуживой жизнью, но сейчас… это было не самое сильное, что было в нем.

Он выкинул эту мысль из головы и отнес зайцев на кухню, где мастерски снял с них шкуру своим клинком. Когда-то давно отец научил его, как лучше снять шкуру и выпотрошить животное, и этот урок закрепился в нем так глубоко, что теперь он мог делать это практически с закрытыми глазами. Талемир научил тому же Уайлдера, который поначалу был до смешного брезглив. Улыбаясь про себя, он занялся приготовлением еды — тушеной зайчатины по рецепту Малика, которому он научился во время одного из их многочисленных приключений. К счастью, сушеные травы и специи расхитителей были ни к чему, поэтому Талемир щедро насыпал их в тяжелый котелок, который повесил над очагом, и приготовил для мяса