него, ибо он выбрал направление, ведущие в сторону земель Инфехиса. На выбранном вслепую пути же, не предвиделось ни одного поселения. Впереди были лишь пески и пустынные чудовища, за которыми расположились черные пески, да чудовища во сто крат страшнее. Стражник пошел на встречу смерти.

В деревне же, все вроноли, которые не смогли покинуть деревню, были убиты. После же массовой казни, начался пир на всю деревню. Хоть старики и продолжали недовольно ворчать из-за бунта, довольные и счастливые восставшие пили и ели всласть. Впереди их ждало еще множество бунташных дел и свершений, за которые и поднимались тосты на том пиру.

Глава 28 Письмо фараона

После отправки письма фараону Мезиномону, генералом Лукононом прошел день, затем другой. В письме Луконон признался, как натравил на визиря Васани хемфетский отряд, в следствии чего, визирь был взят в плен и казнен. Теперь, Луконон ждал ответа от фараона, ожидая, что фараон прикажет казнить Луконона, за столь дерзкий поступок. Вот прошла неделя, за ней вторая и ответ от Мезиномона Луконону был доставлен. В этом письме, Мезиномон писал:

-Приветствую тебя, Луконон. Я получил твое письмо. Не сказать, что я поражен раздосадован и зол – очень сильно соврать. Я крайне недоволен твоим глупым поступком. Безусловно, ты будешь наказан, однако, казнить тебя, либо снять с должности генерала, я, пока что не буду, ибо не намерен обезглавливать свою же собственную армию, лишая ее одного из самых талантливых командиров, пусть и совершившего такой поступок. Тем не менее, мое наказание для тебя будет в разы страшнее казни. Ты осмелился отправить на смерть моего визиря, за это, я повелеваю так: раз в неделю, всех рядовых солдат, совершивших те или иные проступки, бьют палкой, в качестве наказания за все, что они совершили. В конце же этой недели, за все проступки рядовых, будут бить тебя, однако, бить будут не, как полагается, вышестоящие офицеры, а совершившие проступок рядовые. Это послужит тебе наказанием за столь ужасный поступок, совершенный тобой. Да, я знаю, наказание хуже, для гордого халийского генерала и придумать сложно, ибо даже смерть покажется радостью, в сравнении с этим. Однако, ты провинился и должен быть сурово наказан. А чтобы тебе не взбрело в голову покончить с собой, дабы избежать наказание, я строго настрого запрещаю тебе накладывать на себя руки. Если ты осмелишься убить себя, не смотря на мой приказ, твое наказание перенесется на твоего отца и на твою мать. Впрочем, я тоже, отчасти, виноват. Васани регулярно кичился своей библиотекой, весомую часть которой, занимали папирусы о военном ремесле. Я полагал, что он все это читает. Как выяснилось на практике – он лишь публично строит из себя гения, на деле, не понимая абсолютно ничего. Продолжай командовать армией Халийя, генерал Луконон, но не забудь про наказание.

Пока Луконон читал это письмо, на глазах его наворачивались горькие хрустальные слезы. Не передать словами ту душевную боль, коя в тот момент тонкими, сдобренными невероятно жгучим ядом, иголками колола Луконона изнутри, из-за прочитанного.

Луконон покрутил папирус в руках. Несколько раз сравнил иероглифы этого папируса, с иероглифами из предыдущего письма Мезиномона, дабы убедиться, что почерк не изменился. Затем, он взял печать, которая была на папирусе и минут двадцать всматривался в каждую мельчайшую деталь печали, дабы убедиться в том, что печать подлинная. Еще, около часа, Луконон просто не мог поверить в написанное и раз двадцать перечитал письмо, надеясь, что что-то не так понял. Он до последнего цеплялся за призрачную надежду, что письмо не настоящее, или отправлено неправильно, или понято не так.

Когда же все надежды развеялись, Луконон громко заорал и с такой силой ударил по столу, что в столе осталась трещина от удара. Полетели стулья, полетел стол, даже тяжелый сундук, хоть и не очень далеко, но полетел. Сердце Луконона отчаянно колотилась, бешено перегоняя кровь по венам.

-Он! Урод! – кричал Луконон. – Я никогда, никогда не прощу ему это! Я… я перейду на сторону Хемфета! Я… я лично прикажу казнить каждого, каждого солдата своей армии, а последнего выжившего, которого будет некому казнить, я казню лично, чтобы… да потому что хочу! А потом…

Долго разносились по лагерю крики генерала. Многие солдаты и офицеры, слушая эти крики, существенно перенервничали. Попробуй не нервничай, когда генерал кричит, что прикажет казнить весь лагерь и сыплет проклятьями, в адрес великого фараона, который, согласно вере халийцев, является потомком богов и представителем их воли на земле. Естественно, зайти к Луконону, в тот момент, никто не решился, ибо страх попасть под горячую руку, брал вверх над любопытством и желанием узнать – что происходит. Зато, вот, написать донос на разъяренного генерала решились бы многие, если бы эти многие умели писать.

Как только весь пар вышел, Луконон, потный и уставший, весь в слезах, упал на песок и тихо заплакал. Он пытался обдумать все возможные выходы из ситуации, в надежде придумать хоть что-то.

-Фараон запретил мне лишать себя жизни, однако, - размышлял Луконон про себя. – если ведь меня убьет кто-то другой, это же не будет считаться самоубийством?? Или, если меня укусит ядовитая змея, и я умру от яда?? Может мне подставить ногу под ядовитую змею?? Да… так и сделаю! Хотя… а что, если фараон догадается, о том, что я сознательно лишил себя жизни, хоть и не своими руками, накажет ли он, в таком случае, моих родителей?? Может и накажет, а если и не накажет, придумает как отыграться, за самоубийство… нет, не выход! Думай, думай, что же делать в такой ситуации?? Раздери меня Инфехис, что мне делать, что??!

Около часа Луконон пытался придумать способ избежать наказание. Однако, никак не мог придумать. Когда же он окончательно осознал, неизбежность того, что случится, то трое суток не выходил из палатки, практически не ел и не пил. Лишь на четвертый день, когда подошел конец недели, Луконон покинул свою палатку и отправился к офицеру, ответственному за наказание провинившихся солдат.

Офицер был искренне ошеломлен, услышав сказанное Лукононом. Однако, приказ фараона – есть приказ, от него никак не увернутся. Офицер объявил о построении и вывел из строя всех провинившихся солдат.

Было подсчитано, кто из них и сколько раз провинился. Затем, было подсчитано, сколько ударов палкой каждый из провинившихся заслужил. После, офицер построил солдат в ряд и выдал первому стоящему в ряду палку. Тот, естественно, не понял, что от него хотят, но офицер