Шрифт:
Закладка:
Лотар устало покачал головой.
— Вот тут у меня показания Мейв Сарбаранн. Сегодня она спокойно сидела в своем саду после возвращения из генерального госпиталя. Потом появился ты, Ирвин, — сперва она подумала, что ты был пьян, но потом ты обратился и напал на нее. Домашний врач, который зашивал ее раны, подтверждает, что они нанесены крупным волком.
Ирвин не выдержал и рассмеялся. Липкое ощущение безумия снова подкатило к голове холодной волной. Арьяна дотронулась до его плеча — неужели она ему все еще верит?
— Кто еще подтверждает показания? — спросил он. — Слуги?
Лотар пошелестел своими бумагами.
— Слуги, охранники, домашний врач.
— Логично, — Ирвин никак не мог перестать улыбаться — ему было смешно и жутко. Он никогда еще не чувствовал себя настолько волком, настолько в капкане. — А следователи уже сравнили разрывы на платье и расположение ран? Просто когда я ударил ее, то платья на ней не было. Значит, разрывы, пятна крови… и свежую уже не нанесешь, анализ точно покажет, когда именно она попала на платье.
Он вздохнул и уткнулся лицом в ладони. Ничего не доказать. Ничего. Он всегда был чудовищем, и все поверят несчастной Мейв, которую оборотень однажды покалечил, и теперь вернулся, чтобы завершить начатое.
Рука Арьяны лежала на его плече.
Якорь. Символ веры.
— Сейчас вы оба поедете домой, — твердым безжалостным тоном распорядился канцлер. — Офицеры охраны будут нести постоянное дежурство, за ворота ты не выйдешь. Если пойдешь на прорыв, будут стрелять на поражение.
Арьяна негромко ахнула, словно ожидала всего, чего угодно, только не этого.
Ирвин даже не удивился. Он слишком устал, чтобы удивляться — и слишком привык к тому, что его всегда сажали на цепь.
— Мне очень жаль, но это личный приказ князя, — добавил Лотар. — Идемте.
* * *
— Эта песня все еще звучит?
Арьяна спросила об этом сразу же, как только они остались одни. В дом их привезли под вооруженной охраной — Арьяне ни разу не приходилось ездить вот так, как арестованной преступнице. Ирвин держался спокойно: за свою несчастную жизнь он успел привыкнуть к тому, что над ним стоят караульные с ружьями, но по его серому осунувшемуся лицу было видно, насколько глубоко он потрясен всем, что случилось сегодня.
— Нет, — ответил он. — Ты рядом. Песня иссякла, когда я тебя увидел.
Их спальня сейчас напоминала тюремную камеру; впрочем, Арьяна решила отогнать от себя такие мысли. Пусть это не камера, а палата, а она врач рядом с пациентом. Арьяна подошла к Ирвину, обняла его — он вдруг содрогнулся всем телом, и она еще успела испугаться, что сейчас он обернется снова.
Не обернулся. Арьяна осторожно гладила его по темным спутанным волосам и говорила о чем-то тихом и неразборчивом, таком, что говорят детям, которые с криком проснулись ночью, испугавшись буки под кроватью. Ее сейчас наполняло сочувствием и нежностью — и было в них что-то глубокое, тайное, отдаленно похожее на гордость.
— Как думаешь, ты можешь обратиться снова? — спросила Арьяна. Ирвин прижал ее к себе — крепко, с силой, словно боялся, что ее вырвут из рук, как вырвали его свободу и рассудок. При мысли о том, какую бурю ему пришлось пережить, чтобы обращение снова состоялось, Арьяне становилось не по себе.
“Вас обманули, принцесса, — произнес внутренний голос с интонациями Аделарда Пиннета. — Нет никаких истинных пар, вас просто выдали замуж за чудовище”.
Она с негодованием отогнала эти мысли. Ирвин был кем угодно, но не чудовищем.
— Не знаю, — выдохнул он куда-то в ее волосы. — Я надеялся, что волк ушел навсегда. И вот сам вытащил его на свободу.
Вернуть свой самый большой страх и отвращение, чтобы не изменить истинной — при мысли о том, что Ирвин отказался от своей человеческой сути, такой дорогой, такой для него нужной, Арьяне становилось не по себе.
— Ты боишься? — спросил Ирвин и признался: — Раньше я оборачивался непредсказуемо. Независимо от фаз луны. Днем, ночью…
— Не боюсь, — ответила Арьяна и призналась себе: да, ей страшно, но она не боится. Парадоксально, наверно: страх в ней был, он никуда не делся, но она как-то смогла отодвинуть его в сторону, чтобы идти вперед. — Ты не причинишь мне вреда, я знаю.
Ирвин устало рассмеялся. За окнами их особняка давно была ночь — и в самой глубине этой ночи был тот, кто организовал покушение на князя Кигана и авантюру Мейв. Арьяна чувствовала его взгляд: пристальный, оценивающий.
Никто не верил ее мужу.
А она верила.
— Мы сегодня будем спать отдельно, — твердо произнес Ирвин. Видно было, что слова дались ему с трудом; Арьяна осторожно повела плечами, устраиваясь удобнее в его объятиях, и подумала, что могла бы вот так стоять вечно. — Я хочу верить, что больше не обернусь. Но не могу тебя подвергать такой опасности. Мало ли, как оно все будет теперь…
— Я не боюсь, — откликнулась Арьяна. За дверью их спальни в коридоре кто-то вздохнул — должно быть, тот караульный с ружьем, который сопровождал их от мобиля в дом. А если посмотреть в окно, то можно увидеть цепь вооруженных солдат личной княжеской охраны — они окружили дом, теперь тут и муха не пролетит без спросу.
Отправляясь в Хармиран, Арьяна и представить не могла, что будет жить под охраной.
Впрочем, это не имеет значения.
— Зато я боюсь, — ответил Ирвин тем тоном, после которого не хочется спорить. — Не хочу, чтобы ты испугалась. Не хочу причинить тебе вред. Ты очень дорога мне, Арьяна.
Она улыбнулась.
— Да, сегодня я в этом убедилась. Словами не передать, что для меня значит твой поступок. Ты ведь так хотел избавиться от волка…
— Надеюсь, что у меня это все-таки получилось, — Ирвин вздохнул и опустил руки. Шагнул в сторону — Арьяне казалось, что она видит тонкую алую нить, которая натянулась между ними. Когда-то сестра рассказывала, что есть легенда, будто бы такая нитка навсегда соединяет любящие сердца.
Арьяна не знала, была ли это любовь. Но ей казалось, что все, что случилось с ней за это время, было больше и сильнее любой любви.
— Как думаешь, есть ли все-таки способ окончательно убрать твоего волка? — спросила Арьяна. Ирвин улыбнулся — улыбка вышла мягкой и печальной. Арьяне не
