— Как ты…? — сипло спросил Влад и облизнул пересохшие губы.

— Я? Важнее — как ты? Давай дам тебе воды. Врач сказал, что можно по чуть-чуть, чайную ложечку и медленно.

Влад кивнул, жадно наблюдая за мной, за каждым моим движением, тем, как я мою руки, потом достаю из рюкзака пластиковую чайную ложечку.

После того как выпил несколько ложек воды и утолил острую жажду он спросил:

— Как ты здесь оказалась? Кто тебя пустил?

Вот не такого вопроса я ожидала услышать от любимого мужчины спустя столько месяцев разлуки. Сердце с болью сжалось, неужели он передумал, забыл меня? Но я сжала зубы и приказала себе не додумывать, молчать и дождаться, что Влад скажет дальше.

— Я же просил отца…, чтобы тебя не пускали… — рвано проговорил он.

Никогда не считала себя впечатлительной, но тут будто небеса рухнули прямо на меня. В глазах на миг потемнело, я пошатнулась, схватившись за металлический остов больничной койки.

— Нина, — обеспокоено прохрипел Влад, протянув ко мне руку, свободную от капельницы.

Я отошла ближе к его ногам, и прижалась бедром к краю койки, пытаясь прийти в себя после его жестоких слов.

Влад постарался сдвинуться ко мне, глухо застонал и выругался сквозь зубы от своей беспомощности. Внутри всё сжалось от сочувствия, словно это мне, а не ему было больно, и это меня отрезвило.

— Ты не хотел, чтобы я приходила к тебе? — каждое слово давалось с трудом.

— Да, не хотел. — Влад прикрыл глаза. — Не хотел, чтобы моя любовь видела мою слабость. Все эти провода, катетеры и прочее, — внезапно его глаза распахнулись, и в их глубине бушевала буря. Пространство между нами наполнилось напряжённой тишиной.

Не думаю, что Влад представлял какой груз только что снял с меня своим признанием. На секунду я почувствовала такую беспросветную обреченность, что запомню до конца своих дней. Может быть много лет спустя лежа в его надежных объятьях я расскажу ему, что успела подумать и пережить в эти мгновения. Но не сейчас.

— Просил не пускать тебя пока я не начну вставать. Сам. — сказал он с гневом. — Уходи, Нина.

«Ах вот как…» — сердито подумала я, теперь уже и я разозлилась.

— Я считала каждый день с нашего расставания. Знаешь сколько их?

Серые глаза Влада стали ещё темнее и глядели на меня с гневом и болью.

— Не знаешь. — хоть я и убеждала себя держаться, но в мой голос проникла предательская дрожь. — А ты вместо того, чтобы обрадоваться…

Я отрицательно покачала головой и, сжав руки, твердо сказала:

— Я никуда не пойду.

Влад молчал, но я заметила, как на его лице перекатываются желваки, выдавая его волнение.

— Любимая, пойми, я не хочу, чтобы ты видела меня таким. — негромко проговорил Влад.

Я видела, насколько тяжело ему было в этом признаться. И это заставило меня уважать его ещё сильнее.

Я хорошо изучила Влада и знала о его обостренной гордости, о чувстве собственного достоинства и твёрдых установках, которые совсем не отличались гибкостью. Одна из таких установок, что мужчина должен быть всегда сильным, он должен всегда заботиться о своей женщине, и только женщина может позволить себе быть слабой.

Однако я не считала, что мужчина всюду и всем должен. Оба, и мужчина, и женщина, создаютихмир, ихбудущеевместе, помогая и поддерживая друг друга.

Но что значит слова, неподкрепленные поступками — просто набор звуков. И сейчас я была намерена доказать Владу, что могу быть не просто той, о комОнможет заботиться. Доказать, что иЯмогу позаботиться о нём, поддержать его, и что я всегда буду рядом.

Однако, в случае с Владом мне нужно было действовать деликатно, чтобы не ранить его гордость. Иначе я не добьюсь своей цели, а только оттолкну любимого человека.

Внутри меня всё трепетало, когда я подошла ближе и с бесконечной нежностью поцеловала его губы.

«Самый замечательный упрямый мой».

Нина

Это было непросто. Мы с Владом за несколько часов успели поспорить, поругаться и помириться едва ли не большее количество раз, чем за все годы, что мы друг друга знаем. В результате практически боевых действий все же пришли к компромиссу.

Я остаюсь с ним в палате, но не вмешиваюсь в уход, и выхожу, как только он скажет. Я готова была согласится на всё, лишь бы быть рядом с любимым.

За сутки в госпитале я уже вполне освоилась и разместилась с относительным комфортом. Влад часто проваливался в сон. Я видела его желание пообщаться со мной ещё немного, он нежно гладил мою руку, а глаза излучали столько нежности, что у меня захватывало дыхание. Но слабость пока была непреодолимой и глаза просто закрывались против его воли.

Медицинский персонал оказался очень отзывчивым, и девочки даже притащили мне матрас, который я положила на пол и нормально спала ночью.

В понедельник в полдень в палату внезапно зашла врачебная комиссия. Завотделением мне об этом ничего не говорил, когда я ранним утром заглянула к нему. Возможно, тогда я бы успела морально настроиться.

Увидев комиссию, я настолько перенервничала, что, когда меня попросили покинуть палату, я отказалась уходить. Мне казалось, что если я не буду слышать, о чём говорят врачи, то они решат или сделают что-то не так с Владом. В тот момент всё рациональное, что было во мне скукожилось, втянулось глубоко внутрь, на первый план вылез леденящий душу, иррациональный страх.

Вот только при попытке спорить мне строго напомнили, что я здесь на птичьих правах и пригрозили не допускать в госпиталь пока состояние пациента не улучшиться. Да и Влад попросил, мягко, но непреклонно. Поэтому я буквально заставила себя сцепить зубы и выйти из палаты.

Понимая разумом, что опытным врачам виднее, чем мне, я в оцепенении застыла перед дверью. В голове в ускоренном режиме пронеслось …

Формулировка «пока его состояние не улучшиться» слишком неопределенная. Такая ситуация меня категорически не устраивала. Ни то, что меня чуть не выгнали из госпиталя. Ни то, я не буду знать диагноз и слышать, что скажут врачи о прогнозах на выздоровление и какие дадут назначения.

И, если в отношении первого, я ещё могла понять: госпиталь все-таки военный, а не простая городская больница. Да, и мало в какие больницы родственникам вообще разрешат остаться в палате с пациентом. Особенно после такой серьезной операции.

То в отношении второго только нецензурные ругательства приходили на ум! Как так, я не буду знать диагноз? Внутри меня бушевал эмоциональный ураган пока я