и высшего военного командования на случай войны. Оттиски и сама карта были быстро переданы в Париж, где французы её перевели, добавили свои разведданные, выгравировали все листы заново и вскоре отпечатали первые 40 экземпляров Большой карты Российской империи. Наполеон был в восторге: для предстоящей военной кампании такая карта, размноженная впоследствии большим тиражом для командиров корпусов, дивизий и офицеров Главного штаба, была на вес золота. Клеману довелось увидеть такую, уже обновлённую карту. Она состояла из 104 листов и делилась на Европейскую и Азиатскую части. На ней были обозначены населённые пункты, склады, мосты, дороги, указаны расстояния между городами. На листе вкладки был помещён русско-французский словарь топографических терминов.

Все лавры конечно же достались Лористону, который лично отвозил в Париж добытые материалы. Для барона Клемана настали чёрные дни. Если Биньона он не любил, то высокомерного Лористона люто возненавидел.

А потом началась война. В канун её французское посольство в Петербурге закрылось, а Лористон и Клеман поступили на военную службу соответственно в чине бригадного генерала и полковника. Результаты разведывательной деятельности бюро Биньона Наполеон признал неудовлетворительными, отправив Биньона комиссаром в Вильно и разочаровавшись в оперативной разведке. Её функции он рекомендовал корпусным начальникам осуществлять своими силами. Казалось всё?

Нет, не всё. Примерно через месяц после начала войны Наполеон вызвал Клемана к себе.

– Клеман, разведка и контрразведка – это как две закадычные подруги: одна не может без другой, – начал он при встрече без всяких пояснительных слов. – Я знаю, на что вы способны как разведчик. Теперь настало время стать контрразведчиком.

Далее император обрисовал суть дела. Он считает, что поражение под Клястицами во многом связано с тем, что русские знали планы Удино.

– Вопрос, Клеман, один: случайно это или результат работы агентуры русских, – глядя в упор произнёс Бонапарт. – То, что они оставили в западных губерниях свою агентуру, это факт. А раз так, поезжайте в Полоцк вместе с Сен-Сиром. И я бы очень не хотел, чтобы повторилось то, что привело к поражению в Клястицах. Всё, желаю удачи!

За эти несколько минут аудиенции Клеман не произнёс ни единого слова – только слушал.

…Карета мерно покачивалась на дорожных ухабах. Клеман чувствовал себя уставшим, даже несмотря на то, что рад был получить от Юзефа перехваченное донесение русских. Хотел вздремнуть, но не вышло: думы, думы… Нападения он не опасался. На нём был штатский костюм, а на таких русские разбойники не нападают. Да и по-русски он говорил хорошо, мог всегда выдать себя за неуспевшего сбежать от французов русского чиновника.

Задача, поставленная ему императором, оказалась не из лёгких. Первоначально он готов был поверить, что упреждающий удар русских под Клястицами был результатом их тактической разведки и допроса пленных. Но сейчас, после перехвата донесения, после того как Юзеф сообщил о загадочном агенте в форме французского офицера и о другом, прихрамывающем, в штатском, понял, что у русских в Полоцке серьёзная агентура, разоблачить которую для него, барона Огюста Анри Клемана, дело чести.

…Размышляя, вспоминая, строя планы, Клеман не заметил, как карета въехала в Полоцк.

* * *

На Чезаре Конти было больно смотреть. Подперев пухлой рукой щёку, как будто кто-то хотел её отнять, он ходил взад-вперёд по своей комнатухе и причитал:

– Я самый несчастный человек на свете. Я два дня ничего не ел. У меня болит зуб. Ну, зачем, зачем я поехал в эту дикую страну! Что я тут забыл?

«Открой сейф, который стоит в подвале, и ты узнаешь, что здесь забыл», – хотелось пошутить Донадони-Ярцеву, но он лишь заметил:

– Наша армия под предводительством доблестного маршала Сен-Сира одержала победу, а вы, мой дорогой Чезаре, впадаете в уныние. Выше голову! Воин Великой армии должен стойко переносить все невзгоды.

– Что мне победа, если я голодный! – почти заорал интендант корпуса и вдруг медленной, но грозной походкой, глядя исподлобья, направился к стоящему у дверей Донадони. – Я должен поесть! Слышите, я должен поесть!

Донадони-Ярцев подавил улыбку. Ему показалось: ещё немного и обезумевший от голода Конти набросится на него, как волк на овечку. «Да-а… – подумал он, – уж если главный интендант корпуса страдает от голода, плохи твои дела, Бонапарт».

Надо было что-то предпринимать. Доведённый до голодного отчаяния старый мошенник Конти мог придумать причину и сбежать. Например, в соседнее герцогство Варшавское, где от голода он так бы не страдал. Ярцев понимал, что это плохой вариант. Конти служил своего рода хорошим прикрытием для него. Шёл второй месяц пребывания Ярцева в Полоцке, но никто ни разу не поинтересовался, чем он занят и в каком полку воевал во время недавних сражений. А так всё просто: служит под командой интенданта Конти – и всё.

И Ярцев пошёл на рискованный шаг, хотя по инструкции Мещерина не имел права никому говорить, где проживает. Доктор Витковский не в счёт: именно он устраивал Ярцева квартировать в дом купца Ухова.

– Милый Чезаре, а не отобедать ли вам у меня? – как ни в чём не бывало спросил Ярцев.

От неожиданного предложения Конти замер, склонил слегка голову вправо и отмахнулся рукой, что означало: «Нет, не может быть. Бросьте вы…»

– Парижских деликатесов я не обещаю, а вот кашей накормлю, – повторил приглашение Ярцев.

Русская каша в понятии итальянца Конти была чем-то похожа на мелко измельчённые макароны. Но это не имело никакого значения. Он, голодный, был согласен на любую пищу.

– Итак, Чезаре, жду вас у себя через два часа. – Ярцев назвал номер дома.

– Как через два? Я же умру от голода! – взмолился Конти.

Ярцев достал свои карманные часы:

– Ну, хорошо, через час. Придёте?

Последнее можно было и не говорить. Слова благодарности и готовности прийти интендант корпуса выразил искренне, что можно было не сомневаться: ради того, чтобы поесть, Чезаре Конти может не только прийти, но и приползти.

Надо отдать должное купцу Ухову. Смотрителю своего дома и хозяйства Еремею он оставил неплохой запас круп, сухарей и солёностей; в сарае лежали заготовленные дрова. А если учесть, что в августе на огороде поспели огурцы и помидоры, Еремей со своим постояльцем капитаном Донадони больших проблем по части питания не испытывали. При этом Донадони-Ярцев удивлялся, почему