Шрифт:
Закладка:
В целом его политика в скромной степени спасла Францию от катастрофы, которую принес ей австрийский мезальянс. Он сократил субсидии, которые Франция обычно выплачивала Швеции, Швейцарии, Дании и некоторым немецким князьям. Он поощрял усилия Карла III по вступлению Испании в XVIII век и стремился укрепить Францию и Испанию, заключив между королями Бурбонов Семейный пакт (1761). План провалился, но Шуазель заключил мир с Англией на гораздо лучших условиях, чем можно было предположить по военной ситуации. Он предвидел восстание английских колоний в Америке и укрепил позиции Франции в Сен-Домингу, Мартинике, Гваделупе и Французской Гвиане в надежде создать новые колониальные владения, которые компенсировали бы Франции потерю Канады. Оба Наполеона проводили одну и ту же политику в 1803 и 1863 годах.
На фоне этих достижений мы должны взвесить его неспособность остановить проникновение русских в Польшу и его настойчивое стремление подтолкнуть Францию и Испанию к возобновлению военных действий с Англией. Людовику надоело воевать, и он с пониманием отнесся к тем, кто добивался падения Шуазеля. Умный министр очаровывал многих своей любезностью с придворными, расточительными развлечениями друзей, находчивостью и работоспособностью на службе Франции; но он усиливал соперничество и вражду открытой критикой и неосторожными высказываниями, а его неослабевающая оппозиция Дю Барри давала его врагам интимный доступ к королю. Неистощимый Ришелье поддерживал Дю Барри, а его племянник герцог д'Эгийон стремился сменить Шуазеля на посту главы правительства. Королевская семья, возмущенная деятельностью Шуазеля против иезуитов, снизошла до того, чтобы использовать презираемую любовницу в качестве инструмента для смещения нечестивого министра.
Людовик неоднократно просил его избежать войны с Англией и с Дю Барри; Шуазель продолжал тайно замышлять войну и открыто презирать любовницу. Наконец она объединила все свои силы против него. 24 декабря 1770 года раздраженный король отправил Шуазелю отрывистое послание: «Мой кузен, мое недовольство вашими услугами вынуждает меня сослать вас в Шантелуп, куда вы должны отправиться в течение ближайших двадцати четырех часов». Большинство придворных, потрясенных столь резким увольнением того, кто совершил великие дела для Франции, осмелились навлечь на себя королевский гнев, выразив свое сочувствие павшему министру. Многие вельможи отправились в Шантелуп, чтобы утешить Шуазеля в его изгнании. Это было комфортное изгнание, ведь поместье герцога включало в себя один из лучших дворцов и самых просторных частных парков во Франции; оно находилось в Турени, недалеко от Парижа. Там Шуазель жил богато и элегантно, поскольку Дю Барри уговорил короля прислать ему сразу 300 000 ливров и обязательство выплачивать по 60 000 ливров в год.82 Философы оплакивали его падение; «Все пропало!» — кричали обедающие у д'Ольбаха, а Дидро описывал их как тающих в слезах.
IX. ВОССТАНИЕ ПАРЛЕМЕНТОВ
На смену Шуазелю пришел «Триумвират», в котором д'Эгийон был министром иностранных дел, Рене-Николя де Мопеу — канцлером, а аббат Жозеф-Мари Террай — финансовым контролером. Террей предоставил Дю Барри все средства, которые она требовала; в остальном же он героически сократил расходы. Он приостановил амортизацию и снизил процентную ставку по государственным обязательствам; он разработал новые налоги, сборы и пошлины, удвоил пошлины на внутренний транспорт; в целом он сэкономил 36 000 000 ливров и добавил 15 000 000 к доходам. По сути, он отсрочил финансовый крах путем частичного банкротства, но многие люди страдали от правительственных неплатежей и присоединяли свои голоса к тревожному недовольству. Вскоре дефицит снова вырос и достиг 40 000 000 ливров в последний год правления (1774). То, что сегодня может показаться скромным национальным долгом для страны, отличающейся финансовой стабильностью, стало дополнительным поводом для беспокойства тех, кто ссужал деньги правительству, и кто теперь с меньшей враждебностью слушал нарастающие крики о необходимости перемен.
Кульминационным кризисом последнего десятилетия правления Людовика XV стала борьба его министров за сохранение абсолютной власти короля против активного восстания парлементов. Как мы уже видели, это были не представительные или законодательные органы, как британский парламент; это были судебные палаты, служившие апелляционными судами в тринадцати городах Франции. Кроме того, подобно английскому парламенту против Карла I, они претендовали на защиту от королевского абсолютизма «основного закона», или установленных обычаев, своих регионов; и поскольку регент Филипп д'Орлеан подтвердил их «право протеста» против королевских или министерских эдиктов, они перешли к утверждению, что ни один такой эдикт не может стать законом, если они не примут и не зарегистрируют его.
Если бы парлементы избирались народом или образованным и собственническим меньшинством (как в Британии), они могли бы послужить переходом к демократии и в какой-то мере были полезным сдерживающим фактором для центрального правительства; как правило, поэтому народ поддерживал их в конфликтах с королем. Однако на самом деле парлементы, почти полностью состоявшие из богатых юристов, были одной из самых консервативных сил во Франции. Будучи «дворянством мантии», эти юристы стали столь же исключительными, как и «дворянство шпаги»; «парламент за парламентом постановлял, что новые должности, несущие дворянство, должны быть ограничены… уже знатными семьями».83 Парижский парламент был самым консервативным из всех. Он соперничал с духовенством, выступая против свободы мысли и публикаций; он запрещал, а иногда и сжигал книги философов. Его победил янсенизм, который привнес кальвинистскую теологию в католическую церковь. Вольтер отмечал, что янсенистский парламент Тулузы пытал и убил Жана Каласа, а парижский
