Дэвид резко перевернулся и, подмяв ее под себя, прижался к ней бедрами. Она тихо вскрикнула, и он, собрав волю в кулак, усадил ее на копну, дотянулся до пуговиц на спине и принялся их расстегивать, потом потянул за конец пояса, завязанного бантом на талии. Платье упало с плеч, и он губами провел линию вдоль шеи вниз, до сорочки, оттянул ее и обнажил совершенной формы грудь. Задыхаясь, обхватил губами затвердевший сосок, поиграл с ним языком, пососал, легонько прикусил. Аннабел тихонько ахнула, и Дэвид улыбнулся, уткнувшись лицом в ложбинку между грудями, а потом сосредоточился на другой упругой округлости. Аннабел откинула голову назад и приглушенно вскрикнула.

Тогда он медленно провел рукой вниз и, подняв до бедер юбки, принялся ласкать шелковистую кожу бедер, потом раздвинул их коленом. Его рука неумолимо продвигалась к интимному местечку, которое, как ему хотелось надеяться, сейчас трепещет точно так же, как и он сам. Рука коснулась пушистого холмика, пальцы раздвинули нежные складки, горячие и влажные. Когда Дэвид кончиком пальца погладил бугорок наслаждения, ее тело резко дернулось, и он не смог удержаться от улыбки. Поцеловав, он продолжал ее ласкать там, между складками, потом спросил:

— Тебе нравится?

— О да… — выдохнула она, вцепившись в его плечи. — Не останавливайся. Это так чудесно!

Ничего другого ему и не хотелось слышать. Ее желание было как бальзам на душу. Он ласкал ее круговыми движениями, нажимал на бугорок, и Аннабел металась, пыталась ногами найти опору в мягком сене, старалась как можно ближе прижаться к его руке, потом схватила его за запястье, не отпуская от себя, словно боялась, что он прекратит эту сладостную муку.

— Я с тобой, — шепнул Дэвид ей на ухо. — Я хочу, чтобы ты увидела звезды.

Дыхание участилось, вырывалось с хрипом. Она не понимала, откуда Дэвиду так хорошо известно, где ее нужно трогать, но это было и не важно. Ей казалось, что ее тело растягивают на дыбе. И чем дольше длились его ласки, тем более влажным становилось ее тайное местечко между бедрами и тем сильнее на нее накатывало желание закричать. Чтобы сдержаться, она стиснула зубы, ухватила Дэвида за руку, словно это последний канат, брошенный с уходящего под воду корабля.

— Пожалуйста, Дэвид, — простонала Аннабел, хоть и не понимала, о чем просит. Все ее тело чего-то хотело. Безумно!

— Держись, — выдохнул ей на ухо Дэвид, — еще немного.

Откинув голову, она застонала, все тело ее напряглось на несколько мгновений, а потом звезды вспыхнули в глубине ее закрытых глаз. Бедра дернулись, и колени зажали руку Дэвида.

Ей потребовалось время, чтобы дыхание восстановилось и пришло осознание происходящего. Когда она открыла глаза и увидела его улыбающееся лицо, глубокий вздох вырвался из груди: он явно гордился собой после того, что только что сделал с ней.

Дэвид уткнулся лицом ей в шею, Аннабел повернула голову так, чтобы ему было удобнее. От каждого его прикосновения она буквально таяла. Вот что этот мужчина сделал с ней!

Дэвид нежно поцеловал Аннабел в губы, помог ей подняться и привести в порядок нижнюю сорочку и платье. Когда все пуговицы на платье были застегнуты и даже пояс завязан бантом — все как надо, — он пропустил ее вперед и старался держаться на расстоянии, понимая, что ничего хорошего не выйдет, если они увидятся опять. Вчера, после того как отдал ей книгу и ушел, он почти убедил себя, что должен оставить ее в покое до конца свадебных торжеств, но потом обнаружил в себе то самое ощущение, о котором говорила Марианна. Не хотелось себя его лишать, и тогда он сообразил, что ни разу даже не попытался сказать ей, что на самом деле чувствует, потому что никогда не говорил ничего подобного вслух. Если он намерен отказаться от нее, позволить уйти навсегда, то надо хоть попытаться, в конце концов!

Дэвид проворочался с боку на бок всю минувшую ночь, пытаясь придумать, как лучше сказать ей о том, что чувствует. Уже на рассвете его наконец озарило: надо отдать право выбора ей, пусть она сама примет решение. Если согласится сегодня вечером уйти с танцев и встретиться с ним, то тем самым сделает свой выбор. А он объяснит, как относится к ней: наступило время сказать правду.

Если реакция на него ее тела — неправда, то что же такое вообще правда? Дэвид привлек ее в объятия и опять завладел ее губами в долгом поцелуе, потом, оторвавшись от нее, зарылся лицом в волосы. Оба тяжело дышали.

Взяв ее за руки, Дэвид переплел их пальцы, поднял голову и посмотрел ей в глаза:

— Позволь мне ухаживать за тобой, Аннабел. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

Черты ее прелестного лица исказила боль и что-то еще… возможно, сожаление, и она выдохнула:

— Нет, не могу.

— Нет? — отпустив ее руки, он покачал головой и в недоумении вгляделся в нее. — Почему нет? Не понимаю.

— Я не могу выйти ни за тебя, ни за кого-то другого, — она обхватила себя руками, как будто ей стало холодно.

Его лицо окаменело:

— Не можешь или не хочешь?

Аннабел резко отвернулась:

— Это важно?

— Для меня — да, — чуть не зарычал Дэвид.

— Прекрасно! Тогда — не хочу, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Именно меня не хочешь?

— Я очень тебя хочу, — тихо призналась Аннабел. — Больше, чем ты можешь себе представить.

Он неистово взъерошил волосы:

— Ты говоришь загадками. В этом нет смысла.

Аннабел опустила голову:

— Прости. Не хочу делать тебе больно.

Вытащив из волос сухую травинку, он быстро пошел прочь, бросив из темноты:

— Нет, это ты меня прости.

С комком в горле Аннабел смотрела ему вслед, потом тщательно отряхнула платье и вытащила сколько смогла сена из волос. В таком виде возвращаться в зал нельзя. Надо как-то суметь проскользнуть в дом с черного входа и в первую очередь распорядиться, чтобы Кара помогла ей переодеться.

Да нужно ли вообще туда возвращаться? На сегодня выбора у нее нет. Почему она пошла за Дэвидом сюда? Зачем целовала его? Почему позволила ему то, что совершенно недопустимо?

Но она уже знала, что на все эти вопросы один ответ: не могла себя остановить. Разум твердил ей: «Держись от него подальше!» — но тело тянулось к нему, требуя большего. Даже сейчас она чувствовала неудовлетворенность, ей хотелось его безумно. То, что произошло, не утолило ее жажду. Если ей не удалось забыть тот, первый поцелуй, то как