отвергнуть их так же легко, как я отвергла его, и имел бы на это полное право. Я сглатываю, чувствуя, что запираюсь, и начинаю увиливать.

— Я просто рада знать, что между нами все в порядке, — говорю я ему.

Это немного похоже на ложь. Честно говоря, я очень переживаю, что все может так и остаться. «Все в порядке» может быть такой же жестокой судьбой, как думать, что он меня ненавидит.

Я хочу сказать ему, что я бы сказала «да». Мне нуждаюсь в этом. Может быть, это слишком много, чтобы вместить в этот момент, но я знаю, что должна сказать ему.

— Когда ты спросил, хочу ли я когда-нибудь в твое логово, — я начинаю слегка касаться щекотливой темы. Нет хорошего способа попросить кого-то снова открыть тебе свое сердце после того, как ты его отвергла. — Хотела бы я быть тогда в здравом уме, чтобы дать тебе вдумчивый ответ. Но если…

Он слегка качает головой, и я больше не настаиваю.

— Ты дала мне пищу для размышлений… Я не уверен, что достаточно насмотрелся на тебя, — говорит он, и слабая улыбка украшает его лицо.

Приглушенный пульс музыки и смеха из-за тяжелой двери караоке-кабинки сводит с ума, когда мое тело жаждет чего-то более определенного.

Обычно я откладываю такого рода ощущения для терапии, но не думаю, что смогу сделать это сейчас.

Что ж, я получила то, за чем пришла. Я извинилась. И я думаю, что он принял это. Это все еще ощущается как потеря. Я не готова возвращаться на вечеринку, я имею в виду, натянуть улыбку, но я не знаю, что еще можно сделать прямо сейчас.

К черту все, покажи ему свои сиськи.

— Тебе нужно рассмотреть меня? Видеть меня, — говорю я ему. По иронии судьбы, это гораздо более удобный вариант, чем караоке, мне следовало просто начать с этого. В любом случае, мне нечасто удается избежать этой навязчивой мысли.

Странность, похоже, была единственной вещью, которая в конечном итоге действительно сработала для меня. И если есть лучший способ выразить, насколько глубоко ты предан и любишь кого-то, чем быть странным перед ним, что ж, тогда я об этом не знаю.

Я отворачиваюсь, но мое внимание остается прикованным к нему и к тому, что я могу ему показать. Мои руки небрежно скользят вниз по телу от ключиц, расстегивая все крошечные пуговицы, скрепляющие верх моего платья. Закусив губу, я осмеливаюсь бросить взгляд сначала вниз, на ничего не подозревающий поток машин под нами, а затем на похожую на статую фигуру, сливающуюся с архитектурой крыши здания.

Если я не ошибаюсь, его стакан упал на пол, а руки крепко прижаты к бокам.

Я прикусываю нижнюю губу, наслаждаясь тем, как он отступает назад и засовывает руки в карманы, подчеркивая ширину своих плеч.

Даже не имея возможности разглядеть выражение его лица, я вижу в нем тлеющее пламя.

Взгляд, которым он одаривает меня с противоположной стороны, воспламеняет меня от груди до пупка, и колени внезапно перестают держать меня. Я не могу разглядеть его янтарные глаза с такого большого расстояния, но то, как он оценивающе наклоняет голову, заставляет меня почувствовать, насколько пуста моя пизда в этот момент, и я внезапно становлюсь влажной от желания.

Он начинает развязывать галстук, как будто у него к нему вендетта. Он отбрасывает его в сторону, как будто он для него ничего не значит, и это делает меня еще мокрее. Он расстегивает свои запонки по одной, и я думаю, что у меня может закончиться одежда раньше, чем он это сделает. Возможно, мне придется прибегнуть к дрочке на этой крыше, чтобы устроить для него настоящее шоу.

Я полностью расстегиваю перед своего платья, расправляя плечи. Ветер срывает его, и оно исчезает в мерцании темноты и облаков.

— Я хочу отдаться тебе. Мое тело, мое сердце, все, что между ними.

Тогда остаюсь только я, стоящая голая на каблуках на этой крыше.

Я бросаю взгляд на дальний конец крыши, и там пусто.

Все в моем мире на секунду замирает, я задаюсь вопросом, ушел ли он, как он мог просто уйти, прежде чем тень прорезает лунный свет надо мной.

Затем я замечаю его, он расправляет крылья и ловко рассекает воздух, прежде чем приземлиться передо мной и подхватить меня. Мое чувство равновесия подводит меня, но мне все равно. Он держит меня.

Мои руки обвиваются вокруг его шеи, касаются его рогов, лица, груди, расстегивают оставшуюся часть его рубашки. Он легко избавляется от нее, и я сдерживаю смех оттого, что она все еще заправлена и висит у него за поясом.

— Ты все еще мистер Слишком одетый, — поддразниваю я.

— Вот и все. Больше никакого мистера Славного парня, — вырывается рычание из глубины его горла, или, может быть, это из его рта, и я просто пристально наблюдаю за тем, как он одним ловким движением расстегивает ремень. Кажется, что мое сердце находится где-то между ног, его руки зажимают мои запястья над головой. Я выдыхаю, когда его ремень проскальзывает и затягивается вокруг моих запястий. Мой пульс учащается при мысли о том, для чего он мог это сделать.

Затем он поднимает меня с земли за ремень. Одна моя туфля слетает, и мне приходится сильно сжать колени вместе, потому что мое тело поет от желания.

Мои руки вытянуты над головой, спина изогнута, выталкивая мою грудь вперед, ожидая в нетерпении еще больше его прикосновений.

И, черт возьми, я такая мокрая, что готова ко всему прямо сейчас.

— Пришло время для мистера Слишком славного парня, — говорит он.

Я поднимаю голову, хмурясь, и пытаюсь немного наклониться вперед, чтобы, спросить, что он планирует делать, но я не могу пошевелиться.

Влад пользуется моей неподвижностью, чтобы провести когтем по моей щеке, вниз по ключице к пупку.

— У тебя прекрасные идеи, и ясно, что тебя не ценят так, как нужно. Но ты притворяешься, что не хочешь, чтобы тебя ценили. Ты заходишь так далеко, что лишаешь себя возможности быть оцененной по достоинству, — продолжает он.

Я тяну узел на запястьях, но это хороший узел и вдобавок плотный. Я дергаю каждым мускулом своего тела, и это движение отбрасывает меня в сторону от него.

Он обхватывает меня массивной рукой за спину, притягивая мое тело ближе к себе, когда наклоняется надо мной.

— Ты думаешь, если ты усложнишь людям задачу любить тебя, а они все равно будут рядом, это, наконец, докажет тебе, что ты достойна любви?

Трудно бороться