Шрифт:
Закладка:
В моей груди так много тепла и благодарности, и не только от алкоголя. Я еще столько не выпила. Но он был более щедр со мной, чем я сама к себе, добрее и больше поддерживал.
Начинает играть музыка. Я несколько раз вздрагиваю от самой себя, а затем просто включаюсь в нее, как если бы я была в своей машине на автостраде, мчащейся со скоростью восемьдесят пять миль в час.
У Дженис лучшее непроницаемое лицо из всех, Кэти зажимает рот обеими руками, но ее глаза широко раскрыты, вероятно, потому, что она не знала, насколько я плохая певица.
— Она должна быть так плоха? — Кэти не удается говорить тихим шепотом. Лили, всегда милая, замолкает и толкает Кэти локтем в бок.
Это не имеет значения; выражения лица Влада достаточно, чтобы поддерживать меня. Я никогда не видела, чтобы он выглядел таким благоговейным, его глаза мягкие и обожающие, даже когда мой голос срывается через каждые несколько нот.
Я не могу оторвать от него глаз и немного потанцевать под музыку, протягивая руку в его сторону, лукаво подмигивая и погрозив ему пальцем.
Я запинаюсь на некоторых словах, куплет, текст которого я никогда не удосуживалась выучить, застает меня врасплох. Я начинаю терять часть своей громкости и, следовательно, инерции. Я на секунду запинаюсь, музыка продолжается без меня.
Голос Влада доносится со звоном другого дешевого микрофона, и я поднимаю глаза. Он взял второй, с которым на самом деле мало кто выступал в дуэте.
Он тоже плох, но он также не пытается попадать в ноты и эффектно промахивается, как и я.
Кэти пытается прогнать нас со сцены, Дженис ей помогает. Честно говоря, мне все равно. Если уж на то пошло, это заставляет меня петь громче и чуть более фальшиво.
Этот момент трогает меня так, что я меньше танцую, а больше размахиваю руками в такт, хихикая и заглядывая ему в глаза. Каждая кисловатая нотка сопровождается улыбкой, и это все чувства, которые я хотела передать ему, все, что я не могла выразить словами.
Песня заканчивается, и мир превращается в этот темный уголок, где есть только мы.
С мест раздаются вежливые, немного восторженные аплодисменты.
О черт, я и забыла о них.
Я готовлюсь к неизбежному съеживанию, внезапной потребности замкнуться в себе, но этого так и не происходит. Происходит слишком много всего остального, мои друзья по работе улыбаются, а Влад ведет нас обратно к столам, где на этот раз садится рядом со мной.
Головокружение от этого момента длится так, как я всегда надеялась. Бокалы звенят о стол, музыка передает одно чудесное чувство за другим, когда зазвучит следующая песня, все на расстоянии одного мига от того, чтобы снова рассмеяться. Мое лицо устало от такой усердной улыбки, но я не могу остановиться.
Рука Влада все еще сжимает мою, когда Кэти берет каталог с выбором песен и начинает его листать. Я делаю глоток своего напитка и чуть не выплевываю его, когда вижу Лили практически на коленях у Совена, они разговаривают нос к носу.
— Что я вижу? — бормочу я, подталкивая плечом Дженис.
Она следит за моим взглядом.
— Разница в возрасте для книги рекордов? — она пожимает плечами. — Я думаю, ты не знаешь. Они точно не оформляли документы по этому поводу.
— Дисбаланс сил, о котором стоит написать дома, — замечает Влад и бросает на меня понимающий взгляд.
— Нет, ты не знаешь Лили. Она ужасна, когда хочет, — объясняю я. — Она пугает меня больше, чем он.
— Ага, и ты поняла, почему Рэндалла не взяли на собеседование при увольнении, — мрачно усмехается Дженис в свой бокал.
— Они, кажется, странным образом подходят друг другу. Они хорошо сочетаются.
Я чувствую, как рука Влада сжимает мою при этом комментарии, а затем отпускает, как будто этого вообще не было.
Я не знаю, с чего начать, чтобы спросить его, что случилось, но он отпускает мою руку, встает и небрежно выходит в коридор.
Мое сердце бешено колотится в груди, отсчитывая несколько мгновений. Или, может быть, всего несколько секунд. Дженис говорит Лили что-то поддразнивающее по поводу публичных проявлений привязанности, и Лили отвечает быстрым жестом. Я чувствую себя несколько отстраненной от всего этого, и даже музыка звучит как-то отдаленно.
Я сглатываю и снова встаю со стула, обходя стол, чтобы последовать за Владом.
Как только я выхожу в коридор, я вижу, что дверь на крышу закрыта неплотно после него. Снаружи, на крыше, по крайней мере, на десять градусов прохладнее и пронзительно тихо.
Силуэт Влада на фоне ночного неба ни с чем не спутаешь, лунный свет вырисовывает детали, которые так полно ощущаются им самим. Широкая поза, плотно поджатые крылья, взмах хвоста, повторяющий его мысли. Он выбрал место на дальней стороне крыши, одной рукой опирается на строительные леса рекламного щита над головой, а в другой крутит стакан с каким-то ликером, созерцая открывающийся вид.
Он оборачивается, когда за мной закрывается дверь, и видит, как я приближаюсь к нему. Он наклоняет свой бокал в мою сторону, и я наклоняю голову в ответном жесте.
— Привет.
— Привет и тебе.
Мы не были наедине с той ссоры. Уединение кажется почти удушающим. Тяжесть его взгляда почти невыносима. Я опускаю глаза на шероховатый цемент крыши, наблюдая за его неподвижным хвостом.
Это зрелище прорывает во мне плотину. Я начинаю бессвязно выкладывать все, что держала в себе, все сразу.
— Прости, что я накричала. И, в общем, за каждую часть того, что произошло. Я слишком много думала о себе, и на самом деле была морально недоступна, чтобы справиться с чем-либо…
Влад выглядит так, будто хочет подойти ко мне, но не позволяет себе.
— Гвен, нет. Ты не обязана объясняться. Прости, что заставил тебя чувствовать себя обремененной моими ожиданиями.
— Нет, ты сделал мне замечательный комплимент, и я жалею, что не смогла его по-настоящему принять. Мне не следовало так набрасываться, — искренне говорю я ему. — На самом деле я никого не впускаю. Я так давно этого не делала. Я забыла, что значит иметь глубокую связь с кем-то, что одно его присутствие в твоей жизни может заставить тебя захотеть стать лучше. А ты…
Я замолкаю. Я чувствую важность момента: проявить себя, выложить свои чувства на стол, выставив их напоказ, незащищенными и уязвимыми. Он мог
