Шрифт:
Закладка:
Окончательно пав духом, я поддался на уговоры подруги сходить на службу в местной церкви. Поначалу я твердил, что посещение церкви ничего не решит. Но подруга настаивала.
Мое упрямство быстро ослабло, когда меня с распростертыми объятиями встретили улыбающиеся незнакомые люди, которые, казалось, излучали ту же любовь к жизни, что и я когда-то. Было видно, что они очень близки друг другу. После службы меня пригласили на трапезу, и там я попробовал самую вкусную еду за последние две недели. Меня спрашивали, как я оказался за этим столом в тот день. В конце концов я сломался и выложил все, что со мной произошло. Со слезами на глазах я поведал, как лампочка «проверьте двигатель» стала последней каплей.
На выходе меня остановила женщина. Она протянула мне листок бумаги, на котором был написан стих из Библии. Я сразу узнал его, так как в детстве выучил слово в слово по просьбе учительницы воскресной школы. Это был стих из 1-го послания к Коринфянам 2:9: «Но как написано: “Не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку то, что Бог приготовил любящим Его“».
Я смотрел на листок и проникался написанными на нем словами. Потом я обнял женщину и пообещал вернуться в церковь в следующее воскресенье.
Чтобы получить новый номерной знак, мне нужно было пройти техосмотр, поэтому на следующее утро я решительно уселся в свою старенькую машину. Мой дух был почти сломлен, но я отказывался с этим мириться. Я вздохнул, помолился про себя и повернул ключ зажигания.
К моему удивлению, лампочка «проверьте двигатель» не зажглась. Я заглушил мотор и снова завел его, чтобы убедиться в очевидном. Через несколько секунд слезы радости наполнили мои глаза: я стал свидетелем маленького чуда. Моя вера вернулась!
В автоинспекцию я отправился с вновь обретенной уверенностью. Через час я прошел техосмотр, получил новый номерной знак – то есть был уже на полпути к тому, чтобы официально стать полноправным жителем нового штата. Это было прекрасное место. Теперь я знал: что бы ни случилось, со мной все будет в порядке.
Дэвид-Мэттью Барнс
Розовый – мой любимый цвет
Дети видят волшебство, потому что ищут его.
Кристофер Мур
В пятницу около полудня, спустя ровно неделю после очередной порции химиотерапии, я вдруг подумала: «В мире пандемия, мне тридцать три, и у меня рак груди». Я не знала, что мне делать с этим грузом. Знакомая волна грусти и злости захлестнула меня. Помню, как после первого сеанса я срывалась на каждом любимом человеке из тех, что были рядом со мной. Но сегодня я просто ушла на задний дворик, чтобы посидеть там в тишине. Может, солнце согреет заодно и мою душу?
Как это все несправедливо. Я всегда вела здоровый образ жизни, и все же рак настиг меня. Разве правильно, что моя четырехлетняя дочь вынуждена учиться справляться со взрослыми эмоциями? С утра я стояла в душе и трогала то место на теле, где раньше была моя грудь. Я сделала так всего пару раз, потому что ощущение пустоты пугало меня и напоминало о реальности ситуации. Вытираясь, я увидела в зеркале свою лысую голову и подумала: «Ничего себе. Я выгляжу больной».
Через некоторое время я миновала улицу под названием «Это несправедливо» и завернула на площадь Одиночества. Я попыталась вспомнить, когда в последний раз обнимала свою сестру. Еще когда у меня были грудь и волосы, это точно. Я подумала о родителях мужа, которые живут в другом штате и очень переживают за меня, но никак не могут навестить нашу семью, обнять нас, увидеть своими глазами, через что мы проходим, и помочь.
Затем я ненадолго свернула на кольцевую дорогу Благодарности. Из окна мне было видно, как во дворе мои родители пинают футбольный мяч с моей дочерью. Я вспомнила о своем трудолюбивом муже, который сидит в своей комнате, работая долгие часы напролет, чтобы оплачивать медицинские счета. Это лучшая поддержка, о которой я только могла мечтать. Но как бы мне ни хотелось остаться на кольцевой Благодарности, вскоре меня все же затянуло в аллею Гнева. «Да как это вообще могло произойти? За что мне это? И почему это происходит во время пандемии?» – наперебой кричали голоса в моей голове.
Я переживала из-за рака, который убивал мое тело, и из-за потери частей этого тела, и из-за яда, который тек по моим венам. Хуже того, мне пришлось пережить одни из самых страшных моментов в своей жизни в полном одиночестве. Когда мне делали двойную мастэктомию, моего мужа не пустили в больницу. Никто не сидел рядом, когда мне впервые поставили капельницу и ввели яд в мои вены. Прошло уже больше двух месяцев с тех пор, как я получила диагноз, а мне нельзя было видеться ни с кем, кроме моего «пузыря».
Не поймите меня неправильно: я была безмерно благодарна за то, что у меня есть свой «пузырь». Мой муж, дочь и родители были самой замечательной системой поддержки и настоящими лучами света, но я так скучала по своим друзьям. Я скучала по своей сестре и ее семье. Хотела обнять племянниц. Скучала по бабушкам и дедушкам, двоюродным братьям и сестрам, тетям и дядям. Я знала, что мы поступаем правильно, оставаясь в изоляции, – я должна была беречь здоровье во время химиотерапии. Но это не значит, что мне это нравилось. Это было просто ужасно.
К реальности меня вернул голосок дочери:
– Мама, твоя очередь!
Я увидела, как она пинает футбольный мяч в мою сторону. Я как раз начала чувствовать себя получше после последнего курса химиотерапии, поэтому я отбросила уныние в сторону и поиграла с ней минут десять, пока не выдохлась. Ну и что – главное, что поиграла.
Позже вечером, когда я переодевалась в пижаму, моя дочь посмотрела на мою грудь и сказала:
– Мама, я все еще вижу твои полоски! – Так она называла шрамы от мастэктомии. – А они пройдут?
Я ответила:
– Нет, родная, но со временем они станут не такими заметными и перестанут быть темно-розовыми.
Я ожидала, что она ответит что-то вроде: «О, хорошо», или спросит: «А грудь снова вырастет?» Но вместо