Некоторое время мы шли среди деревьев, сосновые иголки мягко хрустели под моими ботинками. Я не могла удержаться от изумленного взгляда по сторонам и даже заметила сову, перелетающую между деревьями и наблюдающую за нашим продвижением. Я остановилась, чтобы посмотреть на птицу, и улыбка тронула мои губы. Она казалась такой беззаботной. Я удивилась, почему мы показались ей такими интересными, и подняла руку в знак приветствия.

Мое внимание привлекло какое-то движение, и маленькое лезвие пронеслось в воздухе, сбив сову с дерева, которая замертво упала на лесную подстилку. Я издала вопль ужаса и побежала к прекрасному созданию, которое совершенно неподвижно лежало на земле.

— Что ты наделал? — Сердито потребовала я, когда ответственный за это ублюдок направился ко мне, его взгляд был прикован к сове, он либо не замечал, либо не заботился о моей реакции на его насилие.

Он наклонился, чтобы вытащить свой нож, даже не удостоив меня любезным взглядом, не говоря уже о том, чтобы ответить на мой гнев. Прежде чем он успел отвернуться, я схватила его за запястье и заставила встретиться со мной взглядом. Его золотистые глаза казались тусклее, чем раньше, как будто что-то в них сломалось, и, возможно, я надеялась, что это так. Он был холодным, бессердечным зверем, и все, что он делал с того момента, как я встретила его, доказывало мне это. И все же наши судьбы переплелись, оставив меня пока в ловушке его присутствия.

— Зачем ты это сделал? — Я выплюнула, скорбь по мертвой птице разжигала мой гнев и придавала мне дополнительную храбрость.

— Это был Фамильяр, — ответил он ровным покровительственным тоном. — Я снова спас тебе жизнь.

— Что…?

Он посмотрел вниз, туда, где я схватила его за запястье, и я отпустила его так же быстро, как схватила, слишком хорошо помня, как эта рука сжимала мое горло, и как легко он одолел меня и удерживал в его власти.

Однако он, казалось, не был склонен ударить меня за мой гнев, его подбородок дернулся в сторону мертвой птицы, заставляя меня снова обратить на нее внимание.

— Зверь, чья душа привязана к вампиру. Его цель — быть их глазами и ушами. Живой, дышащий шпион. В них не остается ничего от того существа, которыми они были, когда развращение кровососов проникает в их вены. — Он продолжил свою первоначальную задачу по извлечению ножа, и когда он вытащил его из груди совы, птица превратилась в пыль точно так же, как вампир тем утром.

Я с отвращением отшатнулась, и осознание захлестнуло меня: тысячи раскрытых мелких секретов, все недоверие внутри Сферы, люди, обвиняющие друг друга в своих наказаниях, думая, что они сдают друг друга, когда на самом деле маленькие глазки были повсюду и докладывали обо всем.

— Вот почему они всегда знали, что происходит в Сфере, не так ли? — Спросила я почти про себя, и от осознания этого к горлу подступила желчь. Люди не доверяли друг другу, доходя до самоизоляции. Семьи держались особняком, дети почти не смели играть друг с другом, опасаясь, что кто-то донесет на них за каждую мелкую провинность. Но за нами шпионили даже не наши сородичи. — Они все время следили за нами.

Я не могла поверить, что мы никогда этого не понимали. В Сфере было более чем достаточно крыс, чтобы они следили за каждым из нас. Если к этому списку добавить птиц и других животных, то неудивительно, что никому никогда не удавалось долго что-либо скрывать от вампиров. Удивительно, что Томасу удавалось так часто выходить и входить в Сферу, не будучи пойманным.

Его глаза несколько секунд блуждали по мне, темнота между деревьями и жесткая борода, покрывавшая его подбородок, делали почти невозможным определить выражение его лица, но нахмуренный лоб заставил меня задуматься, что происходит у него в голове.

Вместо того, чтобы высказать какие-либо из этих мыслей, он только кивнул мне, прежде чем вложить нож в ножны на бедре и продолжить наше путешествие сквозь деревья.

Похоже, мы снова не разговариваем.

Я снова последовала за ним, но, прежде чем я успела спросить его о нашем пункте назначения, он провел меня через последнюю группу сосен и указал на пещеру, которая была образована в углублении большой скалы.

Я осторожно шагнула вслед за ним, оглядываясь на темнеющее небо и пытаясь решить, насколько идея отправиться в неизведанные глубины этой пещеры предпочтительнее, чем оказаться на открытом пространстве под деревьями. С одной стороны, спрятавшись в пещере, в темноте к нам будет труднее подкрасться. С другой стороны, если вампиры доберутся до входа, мы окажемся в ловушке, и нам ничего не останется, как встретиться с ними лицом к лицу. С другой стороны, я представила, что мои шансы на самом деле убежать от вампира, когда он подойдет достаточно близко, чтобы увидеть меня, были ничтожны, поэтому я предположила, что укрытие в пещере было бы предпочтительнее.

Я дала своему спутнику фору, позволив ему войти в пещеру и предоставив ему все необходимое время, чтобы проверить, не прячутся ли медведи или что-то еще в таком хорошем сухом месте, как это. Я не была идиоткой, и мой отец рассказал мне достаточно историй о диких животных, чтобы понять, что мне лучше позволить услужливому незнакомцу рисковать своей шеей. От меня не было бы никакой пользы ни ему, ни Монти, если бы меня в конце концов съел медведь.

— Пойдем, — рявкнул человек-гора, его тон был полон жесткости, и я выпрямила спину, бросая вызов его властности. Кем, черт возьми, он вообще себя возомнил?

Я воспротивилась его приказу, стоя там в сгущающихся сумерках, понимая, как глупо было оставаться снаружи с наступлением темноты. Я должна была догадаться, что в пещере нет медведей, поэтому я просто ответила на его зов хмурым взглядом и последовала за ним в убежище.

Как только я вошла внутрь, он подошел к порогу, опустился на одно колено и снял с бедра кинжал, прежде чем использовать его, чтобы начертать странные символы на грязи снаружи. Мою кожу покалывало, когда я наблюдала за ним, слабый гул, казалось, нарастал с каждым следом его лезвия в грязи. По моей коже побежали мурашки, ощущение наблюдающих за мной глаз заставило меня поднять голову к деревьям за нашим убежищем и, нахмурившись, вглядеться в темноту.

Когда он закончил, меня обдало волной теплого воздуха, и по позвоночнику пробежала дрожь. Это не было неприятно,