Онлайн
библиотека книг
Книги онлайн » Классика » Рассказы - Лазарь Осипович Кармен

Шрифт:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 69
Перейти на страницу:
могилы. Ей казалось, что степь, жадная, ненасытная, протягивает к ней руки и хочет вырвать у нее Саню.

И она в изнеможении закрывала глаза…

Солнечный день. По степи молча двигается небольшая группа — Иван, Варя и Саня.

В правой руке у Вари — корзина. Она идет, низко нагнув голову, стараясь скрыть слезы.

— Далеко еще до колодца? — спрашивает отца Саня.

Он в новенькой розовой рубашонке; под рубашонкой материнский крест.

Он щурит глаза, и лицо его серьезное, как у взрослого.

— А вот!..

Знакомый колодезь. Знакомый Степан-тяжчик.

Они подошли вплотную.

— Здорово, товарищ. Помощника привел?

— Да!

— В добрый час! Сейчас лезть будешь?

— Сейчас…

Степан приготовил шайку. Иван встал на нее и привлек к себе за руку сына.

Варя рванулась к колодцу, и в глазах ее отразился испуг.

— Осторожно!

— Не бойся! — успокоил ее Иван. — А ты не боишься? — спросил он Саню, который прижался к нему всем телом.

— Н-нет… папа…

— Не смотри вниз, а то голова закружится. Наверх смотри…

Барабан скрипнул. Иван перекрестился и вместе с сыном стал погружаться в бездну.

— Саня, милый, родной! — забилась Варя около, как подстреленная.

— Боюсь! — заплакал вдруг Саня.

— Не бойся, дружок! — Голос Ивана дрогнул.

— Саня! Саня!

Варя обеими руками вцепилась в край колодца и долго безумными глазами смотрела в бездну, которая поглотила ее Саню и вместе с ним ее лучшие мечты и надежды.

С привольных степей

(Из жизни дикарей Одесского порта)

— Да ну, лезь, дурень!

— Чего боишься?!

— Сам просился, два дня не ел, сказывал! — восклицала ранним весенним утром на грязной палубе парохода кучка оборванных дикарей.

Восклицания относились к рослому, лет двадцати трех богатырю парню.

Он стоял ближе всех к люку.

Только что нырнул в трюм старый всклокоченный дикарь, и очередь теперь была за ним, парнем. Надо было спешить, а он стоял, колеблясь, вскидывая растерянные васильковые глаза то на мрачных, подгоняющих дикарей, то на трюм, из которого тянуло прескверным букетом всевозможных эссенций, сырой кожи, вяленой рыбы, просмоленной пеньки и лошадиного помета.

— Да ну лезь, жлоб! — задергали его дикари с возрастающим нетерпением.

— Была не была! Эх, была! — воскликнул парень, выпрямился, молодцевато тряхнул золотой, как налитая рожь, «полькой», повел широкими плечами, на которых лежала холщовая, выпачканная смолой котомка, перекрестил вздувшуюся могучую грудь и решительно занес над люком ногу.

— Легче, не упадь! Держись за лапки! За скобки держись!

Парень мотнул головой и нырнул, неумело, но крепко хватаясь за потертые тысячами рук лапки и ступеньки вертикальной, узкой железной лестницы.

Он лез молча, глядя перед собой и не переводя дыхания. За ним, над головой, следовали два дикаря.

Он слышал, как трутся о лапки их лохмотья, слышал их недовольное ворчание, приправленное отвратительной портовой бранью, и, боясь быть ими настигнутым, полез шибче.

Он миновал первую и вторую палубы, смахивающие своей холодной, удручающей пустотой и мраком на склепы, и совершенно окунулся в трюмную, удушливую атмосферу.

Парня, как он ни был силен, стошнило. Но он быстро оправился и глянул вниз, где на дне, на обрывках рогож и циновок, разместилось общество из пяти дикарей и двух банабаков.

Банабаки, в повязанных чалмами башлыках, что-то лопотали на своем гортанном языке, а дикари, лежа и сидя на корточках, посасывали окурки и жевали английский прессованный табак в приятном ожидании остальных товарищей, с которыми предстояло взяться за нагрузку трюма.

— Эй, деревня, мякина! — окликнул парня снизу дикарь в затасканном, с чужого плеча смокинге, дырявом котелке и желтых развалившихся скороходах.

Парень заискивающе осклабился и, измерив взглядом трехаршинное расстояние, отделявшее его от пайела — дна, неуклюже спрыгнул.

— Черт! — взъелся окликнувший парня дикарь, на которого тот навалился всем своим богатырским телом.

— Сукобой посадский! — подхватили сердито другие.

Не отстали от дикарей и банабаки.

— Шайтан!

Сверху тем временем спустились еще несколько дикарей, и все, обступив парня, стали над ним издаваться:

— Ишь, цап!

— И откуда их, жлобов, носит!..

— Сидел бы у себя в деревне и плел лапти!

— Или пироги ел с капустой!

— Да какие у них пироги!.. У них недород! А почему недород?! Потому что ему, сиволапому, в город хоца. Здесь и трактер, чай с музыкой, цирк, всяка штука. Чего рыть землю и сеять? Вот он, цап анафемский, и прет в город. Сколько, посмотришь, ихнего брата на постоялых дворах да в справочных конторах околачивается. Все службы ищут. Кто кучера, кто лакея. Ты что нее, земляк, в лакеи? Ась?!

— Да какой из него лакей?! Всю посуду перебьет и господ обольет совусом!

— Го-го-го! — загоготали дикари и теснее обступили парня.

— На, ешь! — поднес один дикарь к самому носу парня кукиш.

Парня стало коробить.

Он сперва на все шутки скалил зубы, а теперь глядел зло и мрачно.

Кто-то в довершение толкнул его.

— Не трожь! — тихо, но внятно обмолвился наконец парень.

Недобрым огоньком сверкнули у него глаза, губы дрогнули, на лицо набежала краска, он весь выпрямился и показал кулаки, каждый величиной с добрый кузнечный молот.

— Расшибу! — прибавил он громко и скрипнул зубами.

От парня, как от сказочного богатыря, веяло силой. И дикари попятились.

Жалкая компания из городских отбросов, пропойц спасовала перед деревней, хотя и расшатанной недородами и всякими утеснениями, но все еще крепкой, пышущей здоровьем.

Сверху вдруг послышался сдавленный голос приказчика:

— Готовься! Бере-ги го-о-лову, вира помалу, ми-и-лай мой!

— Готово! — крикнул внизу старый дикарь, вооруженный петлей из толстой веревки.

Все в трюме вскочили и приняли выжидательное положение. Парень задрал голову.

Вверху загромыхал подъемный паровой кран, и над трюмом, высоко-высоко, вонзаясь в синее, безоблачное небо, взвилась наподобие журавлиного носа стрелка.

— Береги голову! — повторил подрядчик.

И в трюм, болтаясь и раскачиваясь на стрелке, свалился черный, с двухпудовым на конце гаком шкентель — цепь.

— Но-но! — погрозил шкентелю старый дикарь, когда тот чуть не мазнул его по голове. — Ты, брат, того, оставь, головы не трожь! — И прикрепил петлю к гаку.

Кран загромыхал вновь.

Его резкое громыхание глухо аукнулось в склепах и во всех закоулках трюма, и шкентель взвился к стрелке.

Стрелка вместе с ним повернулась тотчас же в сторону.

— Вира помалу, майна банда! — затянули теперь на набережной банабаки.

Тонкий простенок пароходного борта давал парню возможность слышать, как с шумом подносят к самому борту, сбрасывают и подвешивают к шкентелю груз.

Груз подвесили, и он пополз вверх, чешась об обшивку борта и царапая его.

Парень вскинул глаза и вздрогнул. Над ним, на высоте пятидесяти футов над трюмом, висела черная лавина о шести бочках.

Лавина эта чуть-чуть покачивалась на фоне светлого

1 ... 37 38 39 40 41 42 43 44 45 ... 69
Перейти на страницу: