– Я не буду гореть рядом со своей женой, мне будет все равно, где она и что с ней, – горько продолжал он, – у меня будет такой же брак, какой был у родителей и у остальных моих предков. Наверное, такова судьба всех Ремов…

Я подскочила с кресла и решительно шагнула к Эдварду. Какая же я эгоистка, лучшему другу плохо, а я боюсь лишний раз показаться ему на глаза, приблизиться, обнять.

– Я желаю тебе счастья, – искренне произнесла я, дотронувшись до его руки, вложив в слова всю свою нежность и сочувствие, – и точно верю, что ты когда-нибудь полюбишь Лею. Потому что без любви жизнь теряет всякий смысл.

Рука короля под моими пальцами дрогнула.

– Любовь делает человека слабым, – опустил голову он и добавил, – ты делаешь меня слабым.

«Значит, это неправильная любовь, – хотелось сказать мне, – наоборот, настоящая любовь делает человека сильнее. Хорн вон даже вырвался из лап смерти, хотя уже стоял у нее на пороге». Но я не сказала, интуитивно чувствуя, что мои слова сделают Эдварду еще больнее.

Король встал, встряхнулся, словно сбрасывая с плеч тяжелый груз, моя рука соскользнула вниз. Взял со стола тот самый листок бумаги, который рассматривал ранее и протянул мне. Я недоуменно взяла его и начала читать.

– Это мой приказ об освобождении тебя от обязательной магической отработки на благо королевства, – пояснил Эдвард, я удивленно подняла глаза, – уезжай из столицы. Куда угодно. Я не хочу тебя видеть во дворце. Ты хотела свободы – ты свободна.

– Но… – голос дрогнул.

Я чувствовала себя ужасно, боль Эдварда разрывала мне сердце, и я ничем не могла помочь другу. А, может быть, это к лучшему? Он сможет меня забыть, если я достаточно долго не буду попадаться ему на глаза. Может, эта милая девочка сможет залечить его рану?

– Когда мне вернуться? – поинтересовалась глухо.

– Лучше никогда, – король болезненно скривился, – живи с мужем. А если я вдруг не сдержусь и вызову обратно во дворец, напиши, что неважно себя чувствуешь, так как ожидаешь первенца или еще что-то в этом роде. Напиши, так, чтобы кинжалом прямо в сердце. Так, чтобы страшная боль заглушила еще на год желание тебя увидеть. Прошу, сделай это для меня.

Слезы все-таки потекли из глаз. Не удержала. Я всматривалась в такое близкое и такое далекое лицо короля, молча глотая соленую влагу. Вдруг его взгляд изменился, руки робко обхватили мои плечи.

– Можно тебя поцеловать? Хоть раз… один раз… – я покорно кивнула, не в силах выдавить ни слова, и сама прижалась к нему солеными губами, точно зная, что этот первый наш поцелуй будет последним.

Руки короля налились силой, впились в голую кожу плеч, впечатывая в себя. Уже не мальчик – мужчина. Он целует меня жадно, ненасытно, торопясь взять как можно больше за эти мгновенья наедине. А я ничего не чувствую. Лишь давление губ, касание языка, вкус своих собственных слез. Теперь я знаю, как это, когда горишь от одного прикосновения. Знаю, как замирает сердце, и дрожь пробегает по телу, когда целует тот человек, которого любишь. Увы, это не Эдвард.

В конце концов, его руки ослабевают и опускаются. Он тяжело дышит.

– Иди к мужу, сейчас же. Еще немного и я уже никогда не отпущу тебя, и плевать на все, – прохрипел он.

Я, поспешно развернувшись, вышла за дверь и сразу же попала в руки мужа. Он бережно обнял меня, обеспокоенно вглядываясь в лицо. Конечно, он заметил и покрасневшие глаза, и припухшие губы.

– Все в порядке? – в голосе мелькнула настороженность. – Мы можем ехать домой?

– Да… – прошептала я, счастливо улыбаясь. – Домой, – и громче: – Едем домой!

Эпилог

Спустя пять лет

– Мама! Мама! – в мастерскую вбежала моя четырехлетняя дочь, волоча за руку упирающегося брата. Няня встала у дверей и на мой вопросительный взгляд непонимающе развела руками, – мы с Тимом не родные?!

Иногда меня поражали ее умозаключения. Нет, вру, всегда. Марта научилась разговаривать в год и к трем болтала, как заправская сплетница.

Я отвлекалась от модели дирижабля, которую собиралась подарить первому техническому университету, открывающемуся в Шалире через месяц, и присела, чтобы видеть детей вровень.

– В зеркало не смотрелись? – улыбнулась мягко, – вы же близнецы. Как вы можете быть не родные?

Тимур мрачно толкнул сестру в бок, тихо пробурчав: «Что я тебе говорил».

– А почему тогда слуги нас называют ария Хорн и арий Крей? – не унималась Марта.

– Это потому, что у Тима магия повелевать металлом, магия Креев, а у тебя магия видеть истину, магия Хорнов. Станете старше, я расскажу вам о законе короля Рема второго.

– Это не правильно, – фыркнула дочь, – тебя называют ария Крей, папу арий Хорн, теперь и нас по-разному. Глупость какая-то…

Я порывисто обняла две маленькие фигурки и крепко прижала к груди. Моя дорогая девочка, всюду ищущая правду. Тяжело ей будет в жизни. Она будет точно знать, кто за ней ухаживает из-за денег, а кто из-за искренних чувств. Кто дружит из-за выгоды, а кто бескорыстно.

Надеюсь все-таки, что мы воспитаем ее достойно, чтобы правда не стала слишком уж болезненной.

Дети, по-прежнему держась за руки, выскочили за дверь. Няня вышла следом. Я задумчиво перевела взгляд в окно, из которого было видно склон холма, покрытый виноградниками.

Как же здесь хорошо! Правильным решением было переехать жить в Фабрию. И пусть до столицы полдня езды, чем реже мы там бываем, тем лучше. Последние два года я и вовсе не покидала поместье, общаясь в управляющими и заказчиками письмами и телеграммами.

Магия металлов стала не такой востребованной в королевстве, как раньше, скорее экзотикой, чем необходимостью. По приказу короля в разных концах страны начали строить многочисленные заводы, машиностроительные, оружейные, станковые и так далее. Лишь пару раз за пять лет действительно требовалась моя помощь. Мы с Дарием вытаскивали на поверхность богатые рудные жилы, чтобы легче было их разрабатывать. Металла постоянно не хватало.

Дарий стал частым гостем в Фабрии вместе с женой и дочерью. Он привозил новости из столицы, а Сорти сплетни. Увы, мы так и не стали с ней близкими подругами, как хотел Дарий, но после рождения близнецов хотя бы находили совместные темы для общения.

В очередной приезд Зорг мне и рассказал о том, что король, взяв клятву о неразглашении, собрал старших представителей бывших магических семей и передал им формулу возврата магии. Что делать с этими знаниями пусть каждый решает сам. Дарий сказал, что почти все отмахнулись сразу, они уже давно потеряли магию и научились жить без нее. Зачем им рисковать жизнью ради призрачной надежды?

– Тем более, в вашем случае сложилось много факторов, – добавил он, – а главный фактор – любовь. Тор защитил тебя интуитивно, не раздумывая отдал жизнь. То есть, он действительно думал, что отдает. Возможно, это и есть главное условие?