— Так ты не только работай, — разрешил начальник, — еще и отдыхай. Ты же почти на курорте. Закрути роман.

— Шею шарфиком уже закрутила, — грустно заметила она.

* * *

Утром Рита искренне верила, что самое скверное уже случилось. Обнадежила себя, что приключения в отеле закончатся без ее личного присутствия. Но нет же. Главный редактор с главным помощником явились только по причине страха за Риту. А если конкретно, то страха, что Риту убьют и им не достанется информация по «Грязи».

Она смотрела на отъезжающую машину, увозящую ее надежду на спасение в паре с трудами дела, и пыталась себя не жалеть. Вот что-что, а жалость к своей прекрасной личности она не воспринимала с уважением. Никаких нюнь, слез, соплей. Только удар кулаком по столу — и вперед. В движение. Вот только сейчас никакого движения не хотелось. Силы души растаяли, как снег под палящим крымским солнцем (хорошо, что она не в Африке, так бы и физические растаяли).

Проводив (только взглядом) Ковылева и Тюнина, она вошла в отель. Прохлада кондиционера тут же подхватила распаренные на солнце мысли и охладила, вернула к реальности происходящих в отеле страстей.

В глубоком кожаном кресле возле панорамного окна сидела Аня и листала журналы. Она, как и сама Рита, видимо, пыталась находиться в людных местах, избегая одиночества в собственной комнате.

Рита тоже не хотела оставаться один на один со своими мыслями, поэтому присела напротив Ани, и так получилось, что напротив картины, которая давно не давала ей покоя. Огромное полотно почти на всю стену совершенно не соответствовало окружающему настроению внутри зала и пейзажу за окном. Оно бросалось в глаза ледяными просторами Севера, промерзшими землями и острыми айсбергами.

Интересно, какую задумку преследовал дизайнер, расположив чужеродный пейзаж в жарком крымском климате? Хотел охладить приезжих, заходящих с жары? Не физически, так эмоционально? Или это единственное место в Ялте, куда поместилась эта картина?

На секунду Рита представила себя дизайнером и разместила на этом месте аппликацию «Ласточкиного гнезда». Банально, но естественно.

А мысли собирались быть похожими на эту самую картину, такие же колючие, острые, холодные и неестественные. Что-то неестественное творилось в ее голове (не сам процесс, конечно, обдумывание — это-то как раз в норме, а вот мысли — противоречивы).

Рита никак не могла определить источник своего раздражения (ну не картина же это!). Грязный осадок баламутил чистые ощущения, как будто песня жесткого рока, положенная на нежную мелодию саксофона.

Жаркий воздух — холодная картина. Жаркие речи — холодный взгляд. Да, вот что ее беспокоило.

Евгений Васильевич сделал ей подарок в сумме сто семьдесят тысяч рублей? А у нее не получается искренне поблагодарить. За это стыдно. Совесть пыталась возмутиться, но разум требовал объяснения таким подаркам. Тайным поклонником он не являлся, легальным ухажером тоже. И если это искренний подарок, зачем тогда давать ей задание написать о мероприятии? Если он преследовал цель убить двух зайцев — и подарок, и журналистское расследование, — то у него это получилось, только очень дорого. Можно было подарить Рите билет на концерт Стаса Пьехи, а ее аккредитовать в поездку на «Бал предпринимателей». Вчера здесь была журналистка «Деловых лиц», и ее работа не обошлась журналу в сто семьдесят тысяч рублей.

Мало того, что подарок пришелся не по душе, так и статьи никакой нет. Благодарность — неблагодарность. Жара — холод.

Рита, чтобы не глазеть на раздражитель, пересела к Ане и почувствовала перемены в настроении девушки.

— Ань, — позвала она.

Девушка демонстративно перелистнула страницу журнала.

— Аня, — повторила Рита.

— Что?

— Ты чего такая?

— Ничего.

— Что-то случилось?

— Вам какая разница? Вы же уезжать собрались.

— А, вот в чем дело, — догадалась Рита. — Вообще-то, только что я собиралась к администратору по нашему с тобой вопросу.

— Да? — удивилась Аня и повернулась. — Лера сказала, что вы…

— А еще Лера приписала меня к убийцам. Если ты веришь ей, то можешь жить с ней в одном номере, — предложила Рита. Объяснять причину обвинения в убийстве не стала. Категорично добавила: — А я Лере верить не собираюсь и пойду отдыхать, поваляюсь перед обедом, посплю.

Анечка уставилась на нее в недоумении, но быстро сообразила, что обижаться и тем более портить отношения с Ритой не стоит. Она чуть дольше, чем этого хотела Рита, обдумывала ситуацию, но все-таки пришла к нужному решению. Нужное решение было нужно в первую очередь ей самой, а не Рите.

Рита привыкла жить одна, и в этом отельном номере, и по жизни, поэтому не горела желанием впускать на свою территорию постороннего человека, тем более девушку. Вся эта афера, как она окрестила ситуацию для себя, была затеяна только ради Ани и ее нервных клеток, психического самочувствия и дальнейшего спокойствия. Конечно, жертвенность никогда не была ее стилем жизни, но элементарная помощь человеку — обязательна.

Решили обосноваться в номере Риты, так как он оказался больше. Пока Аня переносила вещи, Рита (как и обещала) валялась на кровати. Рядом с ней валялся дневник Марии, который она решила отдать полицейскому, но забыла во всей этой суматохе с перекидкой информации на флешку Олега.

Рита некоторое время обиженно смотрела на него, оттолкнула босой ногой от себя, как будто это он был виноват, что Ковылев не вытащил ее из беды. Но блокнот был не виноват, а очень даже, наоборот, мог помочь. Как там ни крути, но вынужденное пребывание в отеле невзначай вынудило Риту вернуться к расследованиям убийств. Так как других зацепок не было, а ходить по отелю и искать их не хотелось ввиду своей же безопасности, Рита таким же образом (босой ногой) подтянула блокнот к себе. Почитает. Может, найдет что-то интересное и сообщит об этом полицейскому. Все равно он лежит у нее, а не у Ильи Кирилловича, что уж время терять.

Он-то и направлял ход ее мыслей в нужное русло. Перед тем как встретить Ковылева с Тюниным (главное, не вернуться к ним мыслями с праведным гневом), она подумала, что фраза из дневника «Сегодня все случится, и эмоции будут прекрасными» натолкнула ее на мысль, что Мария могла писать об убийстве Петра Григорьевича. Значит, у нее был напарник, который убил профессора. Потом они с напарником не поделили… что они не поделили? Да все что угодно. Клинику, наследство, машину, квартиру, деньги, достижения науки. Все это можно было бы делить, если бы Мария была женой Петра Григорьевича. Но она не была его женой. «Не успела». Второй вариант — молодому любовнику надоело