— А с какого вы острова, господин?

— Нет у нас островов. Мы — дети Открытого Моря.

Аррен посмотрел на его тонкое лицо, потом оглядел весь огромный плот: храм с высокими идолами, каждый из которых был вырезан из целого куска дерева; огромные изваяния богов, в которых беспорядочно перемешались черты дельфинов, людей, рыб и морских птиц; людей, занятых делами, — все они либо ткали, либо плели; кто занимался резьбой по дереву, кто ловил рыбу удочками, кто готовил еду на приподнятых площадках, кто нянчил детей. Потом он окинул взглядом остальные плоты; их было не меньше семидесяти, рассыпанных по морю огромным полукругом, возможно с милю в поперечнике. Большое селение, да нет, настоящий городок: дым поднимался тоненькими струйками из дальних шалашей, ветер разносил звонкие голоса детей. Это был город, под основанием которого находилась бездна.

— Вы что же, никогда не бываете на суше? — тихо спросил мальчик.

— Бываем — раз в год. Мы ходим к Длинной Дюне. Там мы рубим лес и чиним наши плоты. Это бывает осенью, а после этого мы плывем вслед за серыми китами на север. Зимой мы расходимся порознь, каждый плот отдельно. А весной мы приходим к Балатрану и встречаемся. Ходим друг к другу в гости, играем свадьбы, справляем праздник Длинного Танца. Здесь проходит Дорога Балатрана, начинается могучее течение, уходящее на юг. Летом мы дрейфуем на юг с этим большим течением, пока не встречаем Великих — серых китов. Тогда мы поворачиваем на север и, следуя за ними, возвращаемся в конце концов к берегам Эмаха на Длинной Дюне — всего лишь на краткий промежуток времени.

— Все это в высшей степени удивительно, господин мой, — сказал Аррен. — Никогда я не слышал, что на свете живет народ, подобный вам. Мой дом очень далеко отсюда. Но и там, на острове Энлад, мы тоже танцуем Длинный Танец в канун летнего солнцестояния.

— Вы притаптываете землю ниже, чтобы она стояла надежнее, — сухо сказал вождь. — А мы танцуем над морскими пучинами. — Спустя какое-то время он спросил: — А как зовут твоего господина?

— Ястреб, — ответил Аррен.

Вождь повторил это имя по слогам, но было ясно, что оно не имеет для него никакого смысла. И это окончательно убедило Аррена, что рассказ вождя — правда, что этот народ год за годом живет в море, в самом настоящем Открытом Море, где нет никакой суши, куда не долетает ни одна сухопутная птица, в местах, о которых остальные люди ничего не знают.

— Он умирал, — сказал вождь. — Ему надо спать. А ты вернись назад, на плот Звезды. Когда потребуется, я пошлю за тобой.

И вождь встал. Хотя он был совершенно уверен в себе, но, очевидно, не до конца представил, кто такой Аррен и как с ним следует обращаться: как с равным или как с мальчиком. В данной ситуации Аррен предпочитал последнее, поэтому покорно послушался приказа. Но тут же столкнулся с новой проблемой. Плот снова отнесло в сторону, и теперь два плота оказались разделенными сотней ярдов шелковистой воды, покрытой рябью.

Тогда вождь Детей Моря снова заговорил с ним. Он произнес всего лишь одно слово:

— Плыви.

Аррен осторожно спустился в воду. Ее прохлада была приятна для обгоревшей кожи. Он переплыл полосу воды и выбрался на другой плот, где обнаружил группу из пяти-шести ребятишек и нескольких молодых людей, которые наблюдали за ним с нескрываемым интересом. Совсем маленькая девочка сказала ему:

— Ты плаваешь как рыба, попавшаяся на крючок.

— А как я должен плавать? — спросил Аррен, сдерживая свои чувства и стараясь быть вежливым. И в самом деле, не мог же он грубить таким маленьким человечкам. Она выглядела как полированная статуэтка из махогониевого дерева — хрупкая, изысканно изящная.

— Вот как! — крикнула она и, как тюлень, нырнула в слепящую сверкающую воду, сразу вскипевшую вокруг нее белыми пузырьками. Она исчезла под водой, и только спустя долгое время и с невозможно дальнего расстояния он услышал ее пронзительный голосок и увидел над поверхностью воды черную гладкую головку.

— Пошли, — сказал мальчик, который, возможно, был ровесником Аррена, хотя по росту и сложению ему нельзя было дать больше двенадцати. Это был парнишка с серьезным лицом, и на его голой спине красовался вытатуированный синий краб. Он прыгнул в воду и нырнул, а вслед за ним и остальные, даже трехлетний малыш. Пришлось прыгнуть и Аррену, который постарался поднять поменьше брызг.

— Как угорь, — сказал мальчишка с крабом, вынырнув возле его плеча.

— Как дельфин, — сказала хорошенькая девчушка с очаровательной улыбкой и снова скрылась в глубине.

— Как я! — пропищал трехлетний малыш, бултыхаясь в воде, словно бутылка.

Весь тот вечер, и весь следующий длинный золотой день, и все следующие дни Аррен плавал, разговаривал и работал вместе с молодежью на плоту Звезды. И все происшедшее с ним, начиная с ночи весеннего равноденствия, когда они с Ястребом покинули Рок, стало казаться ему все более и более странным; вообще все, что случилось с ним в путешествии и во всей его прежней жизни, казалось, потеряло всякое значение, и его совсем уже не занимал вопрос, что с ним будет дальше. По ночам, ложась спать вместе с остальными под звездным небом, он думал: «Все так, будто я умер, а здесь всего лишь отсвет жизни: и солнечный свет, и море за краем мира, и эти сыны и дочери моря». Перед тем как уснуть, он глядел на юг, отыскивая на краю неба желтую звезду и руну Завершения, и всякий раз он видел Гобадрон и малый или большой треугольник; но теперь они всходили на небе позже, и он не мог дождаться с открытыми глазами, пока вся фигура появится над горизонтом. И день и ночь плоты несло течением на юг, но в море не происходило никаких перемен, ибо только вечно-изменчивое никогда не меняется. Налетели майские грозы, лили ливни, по ночам сияли звезды, и целыми днями светило солнце.

Он понимал, что их жизнь не может вечно протекать в таком похожем на сон праздничном покое. Он спрашивал про зиму, и они