Я тоже попытался его ударить, но цепи держали крепко. Джулиан снова ударил меня.

Я еще раз посмотрел на корону, на ее острые зубцы.

– Хорошо, – сказал я и потянулся к ней.

Я поднял корону обеими руками, подержал так секунду, затем быстро возложил себе на голову и провозгласил:

– Короную себя, Корвина, в короли Амбера!

Корону с меня немедленно сорвали и водрузили на подушку. Я же получил несколько ощутимых ударов в спину. По залу пронесся легкий шум.

– Вторая попытка, – прошипел Джулиан. – Возьми корону и подай Эрику.

– Хорошо, – сказал я, чувствуя, что рубашка на спине промокла.

На этот раз я метнул корону прямо в Эрика, надеясь, что один из зубцов попадет ему в глаз.

Он поймал ее на лету правой рукой и улыбнулся, глядя, как я валяюсь, осыпаемый ударами.

– Благодарю, – промолвил он. – А теперь слушайте те, кто присутствует здесь, в зале, и те, кто услышит меня в Тени! Сегодня я принимаю корону и престол. В руки свои беру я скипетр королевства Амбер. Я честно победил в борьбе за трон, и беру его, и буду занимать его по праву крови!

– Лжец! – закричал я, но мне зажали рот.

– Я короную себя Эриком Первым, королем Амбера!

– Да здравствует король! – трижды провозгласили все присутствующие.

И тогда Эрик наклонился ко мне и прошептал:

– Глаза твои видели сегодня величайшее зрелище из всех, дарованных им когда-либо… Стража! Отвести Корвина обратно в кузницу и выжечь ему глаза! Пусть сегодняшняя церемония будет последним, что они увидят. А потом заточить пленника во тьме подземельной глубоко под Амбером, и да будет имя его предано забвению!

Я плюнул ему в лицо, и меня снова жестоко избили.

Я сражался за каждый шаг, но меня силой выволокли из тронного зала. Никто даже не обернулся в мою сторону. Последнее, что я увидел, был Эрик, который восседал на престоле, милостиво благословлял вельмож Амбера и улыбался.

То, что он приказал, было исполнено. К счастью, я потерял сознание до того, как они закончили.

Не представляю, насколько позднее я очнулся в полной черноте, с жуткой болью в голове. Возможно, именно тогда я и произнес свое проклятие, а может, это случилось, еще когда к глазам моим приближалось раскаленное железо. Не помню. Но я знал: Эрику никогда спокойно не править в Амбере, ибо проклятие принца Амбера, произнесенное в дикой ярости, всегда сбывается.

Я бессильно стискивал солому, в полной тьме своей камеры, и даже не мог выдавить и слезинки. Что было самое страшное. Бог знает, сколько прошло времени, прежде чем я снова погрузился в сон.

Когда я проснулся, боль не исчезла. Встал. Шагами измерил свою темницу. Четыре шага в ширину, пять в длину. В полу отверстие для отправления естественных потребностей, в углу набитый соломой тюфяк. В нижней части двери небольшое отверстие, и перед ним стоял поднос с куском черствого хлеба и бутылью воды. Я поел и напился, но это мало мне помогло.

Голова раскалывалась от боли, и душа страдала не меньше.

Я спал столько, сколько мог. Никто ко мне не приходил. Я просыпался, бродил по камере, искал еду, съедал ее, когда находил. И спал столько, сколько мог.

Семь снов спустя боль в глазницах наконец утихла. Я ненавидел своего брата, короля Амбера. Лучше бы он меня убил.

Я мог вопросить, что на эту тему думает и говорит народ, но ответа взять было негде.

Но когда тьма дотянется до Амбера, я знал – Эрик еще пожалеет. О да, я знал, и мысль эта согревала меня.

Так для меня начались дни во тьме, и измерить их протяженность я не мог. Даже будь у меня глаза, в этой темнице день от ночи не отличить.

Время текло своим чередом, позабыв обо мне. Порой от этой мысли меня бросало в дрожь. Может, миновали уже месяцы? Или только часы? Или недели? А может, годы?

Я напрочь позабыл о времени. Я спал, ходил по камере (я уже помнил наизусть каждую выбоинку), вспоминал о сделанном и не сделанном. Иногда просто сидел, скрестив ноги, и дышал медленно и глубоко, пытаясь очистить сознание и оставаться так, сколько смогу. Это помогало – думать ни о чем.

Эрик умен. Сила все еще со мной, но теперь она бесполезна. Слепой не может идти сквозь Тень.

Моя борода уже достигала груди, волосы тоже сильно отросли. Сначала мне все время страшно хотелось есть, затем аппетит почти пропал. Порой при резких движениях сильно кружилась голова.

Я оставался зрячим – в своих кошмарах, и, когда потом просыпался, от этого становилось еще хуже.

Однако позднее я словно отстранился от всего, что привело меня к нынешнему положению. Как будто все это случилось с кем-то другим. Что в целом было правдой.

Я сильно исхудал и наверняка выглядел тощим и бледным. Даже плакать не мог, хотя иногда очень хотелось. Слезные протоки повреждены. Жутко сознавать, что человека можно довести до подобного.

А потом однажды я вдруг услышал, что кто-то скребется в дверь, но не обратил внимания.

Звук повторился, и снова я не ответил.

Потом кто-то прошептал мое имя. С вопрошающей интонацией.

Я подошел к двери.

– Кто это?

– Это я, Рейн, – раздалось в ответ. – Как вы там?

Я рассмеялся:

– Отлично! Просто превосходно! Стейки и шампанское каждый вечер! И танцовщицы!.. Господи, нашел, о чем спросить!

– Мне очень жаль, – произнес он, – что я ничем не могу помочь вам.

В его голосе чувствовалась искренняя боль.

– Спасибо, – сказал я.

– Если бы я только мог!..

– Знаю.

– Я вам тут кое-что принес. Возьмите, пожалуйста.

Окошечко в двери скрипнуло, открываясь.

– Что это?

– Чистая одежда. Три ковриги свежего хлеба, головка сыра, немного мяса, две бутылки вина, блок сигарет и много спичек…

У меня ком в горле застрял.

– Спасибо, Рейн. Ты молодчина! Как это тебе удалось?

– Я хорошо знаю стражника, который сейчас на посту. Он не проговорится – слишком многим мне обязан.

– Он может попытаться рассчитаться по долгам, донеся на тебя, – сказал я. – Так что больше не приходи – как бы мне ни было приятно. Само собой, от всех улик я избавлюсь.

– Хотел бы я, чтобы все вышло иначе, Корвин.

– А уж я-то как хотел бы. Спасибо, что помнишь обо мне, хотя велено обратное.

– Ну это нетрудно.

– Сколько я здесь сижу?

– Четыре месяца и десять дней, – ответил Рейн.

– Что нового в Амбере?

– Эрик правит. Это и все.

– А что Джулиан?

– Отправился обратно в Арденский лес со своим войском.

– С чего бы это?

– Что-то