— Здесь? — спрашивает Стелла.

— Да, — тяжело вздыхает Ар. — Здесь. Ждём тридцать минут. Если не придут, то уходим, — говорит Ар, опускается и садится на пол.

Мы со Стеллой делаем то же. Многое непонятно, и в другой ситуации я бы даже спросил об этом, но не сейчас. Сейчас я крайне измотан, морально истощён, физически ослаблен. Ощущение, что внутри пусто, и даже потрясывает, а напряжение всё не спадает. «Наверное, я на пределе своих возможностей», — тревожно думаю. Насколько меня ещё хватит? Смогу ли вообще отсюда выбраться? Хочется выйти к людям и, чёрт с ним, сдаться властям, но с гневом отгоняю эту мысль. С ненавистью гоню её прочь, вспоминая людей, заключённых в пещере. «Как вообще такое могло прийти в голову?» — корю себя я и обещаю, что впредь такого не повторится.

А Стелла и Ар предательски молчат. То есть, предательски — конечно, совсем не то слово, никого они вовсе не предают. Просто мне было бы легче, если бы они о чём-нибудь говорили. О чём угодно, хоть о погоде, но не молчали. Молчание сейчас нагнетает обстановку, нервирует. Я стараюсь не заострять на этом внимание, а подумать о чём-нибудь другом. «Нет, не семнадцать и семь десятых, и даже не восемнадцать, а чуть больше», — размышляю я. Кроме преобразования Манэки-нэко, нужно ещё вносить поправку на гравитационное возмущение внутренних сил Солнечной системы. Градиент взаимодействия будет немного растягиваться, если так можно выразиться. На юго-запад от Солнца, наверное, хотя и не факт. Жаль, не захватил с собою карандаш с бумагой. Не обязательно на юго-запад, всё зависит от текущего положения тел и от размазанности внутрисистемного градиента. Тут я имею в виду, разумеется, систему червоточин. Распределение по Вассерштрассу даёт наиболее чёткое представление о внутрисистемных векторах, но без бумажных выкладок продолжать бесполезно… Как непросто будет объяснять целесообразность распределения на институтской конференции. Представляю себе ухмылки сотрудников из астрофизического центра — те ещё скептики. Теоретики плешивые. Дай только поржать, поиздеваться над чужой работой, больше им ничего не нужно. Одна надежда на шефа. Думаю, поддержит, да и рецензентов подходящих подберёт. Повесомее и поразумнее…

Глухой стук… Я вздрагиваю. Вслушиваюсь. Показалось. Тук-тук-тук… Нет, не послышалось. Ар и Стелла вскакивают и руками разгребают песок перед собой. Стук повторяется. Доносится снизу, из-под песка. Не зная, что делать, я тоже встаю.

— Стефан, помогите мне! — зовёт Ар, и тут я вижу, что они откопали. Кольцо — металлическое, двадцать сантиметров в диаметре. Кольцо-ручка приковано к камню, и Ар предлагает сдвинуть его с места. — Оно только с виду тяжёлое, — говорит Ар, мы хватаемся за ручку и приподнимаем каменную плиту.

Не без труда, но и не сказать, чтобы сильно напряглись. Двигаем камень в сторону, и тут я понимаю, в чём фокус. Это же люк. Самый натуральный люк. Плоский, шириной в кулак камень, возможно даже, чуть обтёсанный, сколотый, чтобы подходил по размеру. Крышка люка, замаскированная под обычный камень. Стелла светит фонариком в образовавшийся проём, я заглядываю внутрь и вижу там людей. Их двое, и они смотрят на нас снизу вверх, щурятся от яркого света.

— Быстрее! — негромко командует Стелла, становится на колени и просовывает руку в люк. — Хватайтесь!

Ар занимает место рядом со Стеллой, и они оба помогают людям подняться наверх, к нам. Ловко, умело, быстро. Спасительно для двоих беглецов. Я украдкой оглядываю их. Это мужчина и женщина, одеты в серую мешковатую одежду. Лица измождённые, худые, в чёрных разводах — то ли копоть, то ли пыль, то ли просто грязь. Выражение на лицах отсутствующее, кажется, они не до конца понимают, что тут происходит, будто бы им приказали сделать что-то, смысл чего им недоступен. С лёгким недоумением они смотрят на нас, словно хотят спросить о чём-то. Но молчат. Нелепая ситуация, вроде бы, должны говорить что-нибудь, расспрашивать нас о многом — о том, кто мы такие, что собираемся делать дальше и прочее. Но они оба — и мужчина, и женщина — молчат, и, кажется, не собираются ничего говорить.

— Стефан, разворачивайте резервные скафандры, — командует Ар. — Время поджимает. Можем не успеть.

Глава 24. Ампула судьбы

А они всё молчат. Уже минут двадцать идём вместе, Ар периодически обращается к беглецам, даёт советы и предостережения, Стелла иногда подбадривает их, а они продолжают молчать. Я не слышал от них ни единого слова. Может быть, конечно, пропустил, но вряд ли: иду прямо за ними, маловероятно, что не услышал бы, если бы они что-нибудь сказали. Странные люди, меня в такой ситуации точно прорвало бы — говорил бы всё, что в голову взбредёт, радость-то какая — спасли из заточения, вытащили из тюрьмы, где отбываешь пожизненный срок, а они молчат, ни слова не обронили. «Что это такое с ними? Стресс? Сказываются особенности заключения в подземной пещере?» — спрашиваю я себя, вспоминая Майю, поведение которой было очень похоже на поведение этих двоих. Точь-в-точь. Видимо, это что-то общее, какие-то травматические для психики последствия. Не нужно быть специалистом, чтобы понять это. Непросто им будет восстановиться, хорошие тут нужны психологи, чтобы выудить из них хоть что-то. Скафандры болтаются на них как на вешалках. Скелеты в просторных одеяниях. Время от времени Ар даёт бывшим узникам крупные таблетки. Правильнее сказать — пастилки, размером в четверть ладони. Вероятно, высококалорийный концентрат, чтобы восстановить силы, энергетическая смесь для дальних экстремальных путешествий. И это правильно — силы нам ещё понадобятся. Особенно им — судя по виду, несладко им жилось в заключении, по всему видно, что с питанием в тюрьме не очень благоприятно. И воду. Ар даёт им очень много воды. За эти полчаса споил им весь оставшийся у нас запас. Мне не жалко, разумеется, просто диву даюсь: как можно выпить столько жидкости — литра три или четыре. Идём достаточно быстро, хотя узникам нелегко. Заметно, с какой тяжестью они переставляют ноги, как с усилием внутренне подгоняют себя, чтобы не отставать от Ара и Стеллы. Руки безвольно свисают и колеблются в такт движениям. Надо бы собраться, предполагаю, что нам предстоит ещё многое, но не могу удержаться от изучения наших спутников. Не хочу, но проникаюсь сочувствием. Не хочу в том плане, что не время сейчас. Вовсе не чёрствый я, не бездушный, просто