– Сир, я полагаю, что, захватив Верону и часть северных итальянских земель, Конрадин перерезал нам сообщение с Провансом и Францией… – Гоше, в котором вдруг проснулся великий стратег, тихо, но внятно, затараторил.

Король удивленно поднял вверх свои брови и сказал:

– Наконец-то! Хоть один начал говорить по делу… – Он кивнул Гоше. – Продолжайте…

Гоше прокашлялся, посмотрел на советников и продолжил свою монотонную речь:

– Мы отрезаны по суше, но море еще никто не мог перекрыть, даже легендарный Геракл. Значит, мы сможем перевезти подкрепления на судах…

Шарль усмехнулся и отрицательно покачал головой:

– Да, но даст ли нам столько времени Конрадин? Вот в чем вопрос…

Лука почесал затылок и произнес:

– Сир, насколько мне известно, не все города и земли северной Италии будут поддерживать Конрадина и мятежников. Милан, к примеру…

– Твой чертов Милан делает вид, что придерживается нейтралитета, а сам поставляет вооружение, мечи, шлемы и кольчуги Конрадину! – Перебил его король. – Павия, Верона и Пиза уже открыли ему свои ворота и перебили гарнизоны гвельфов, выставленные нами и папой Климентом. Генуя и Венеция изображают дурачков, но, слава Господу, не встревают…

Гоше де Белло согласно кивнул головой и поддакнул королю:

– Сиена и Флоренция, насколько мне известно, никогда не откроют ворота Конрадину! Они на дух не переносят гибеллинов и все, что связано с покойным Фридрихом, Конрадом и Манфредом…

– Прекрасно! – Шарль обрадовано потер руки. – Значит, сеньоры, Север еще не потерян для нас. – Он посмотрел на Гоше. – Ты отправил гонца?..

– К мессиру де Леви? – Уточнил он. – Да, он отплыл третьего дня из Неаполя в Эг-Морт.

– Направь еще одного, на самом быстром корабле и попроси мессира Ги заехать во Флоренцию и набрать там рыцарей. Думаю, что его там помнят, любят и уважают…

– Но, сир, чем мы будем расплачиваться?.. – испугался де Белло.

– Это твоя проблема, казначей, тебе и голову ломать! – Отрезал король. Шарль перевел взгляд на маршала и спросил. – Сколько у нас людей, маршал?..

Гоше замялся и, подумав немного, ответил:

– Если снять гарнизоны из крепостей и замков, да объявить общий сбор, тогда наберется около пяти или шести тысяч…

– Сколько рыцарей, Гоше?..

– Не больше трех тысяч всадников, сир… – виноватым голосом ответил Адам де Фурр.

– Это плохо… – Шарль поставил пустой кубок на стол. – Очень плохо, друзья мои… – Король задумался и уточнил. – Сколько среди них французов?

– Восемьсот пятьдесят рыцарей, не считая оруженосцев и конюших, сир. – Более бодрым и уверенным голосом отрапортовал маршал. На остальных я бы не очень рассчитывал…

– Это точно… – поддакнул ему Лука де Сент-Эньян. – Они все предатели по крови. Вспомните, как они предали покойного Манфреда под Беневенто… – Он посмотрел на советников и короля и увидел немое согласие со своими словами. – Разве что герцог Джордано, да и он, возможно, темнит и запросто может вильнуть хвостом в самый трудный момент…

– Господи, помилуй нас грешных… – тихо произнес Шарль. – Будем копить силы и молиться…

– Если бы еще папа Климент собрался с силами и хотя бы отлучил этого наглеца от церкви, нам бы стало чуть легче… – тихим голосом произнес Гоше де Белло. – Итальянцы народ пугливый и богобоязненный, часть из них, наверняка бы, притихла и стала выжидать…

– Да, что верно, то верно… – подвел итог совета Шарль. – Климент должен, нет, просто обязан отлучить Конрадина! Тогда, помоги нам Господи, у нас появится маленький шанс… – он хлопнул ладонью по подлокотнику своего кресла. – А пока войскам сбор! Французских рыцарей выделить в отдельную баталию и выдвинуть на север, к Тальякоццо…

Они еще не знали, что силы Конрадина росли, словно головы у Лернейской Гидры…

ГЛАВА XII.   Два гонца из Неаполя и одна дорога на Флоренцию.

Мирпуа. 27 ноября 1267г.

Месяц пролетел в сплошной суматохе, выездах, ассамблеях и охотах. Принц Филипп был настолько деятелен и энергичен, что буквально укатал Ги де Леви, следовавшего за ним, словно неотрывная тень.

Любознательность и кипучая деятельность Филиппа не могла не радовать рыцаря, ведь перед ним раскрывался огромный потенциал молодого наследника престола, в котором было столь мало отца его отца – уравновешенного, спокойного и сдержанного аскета, но очень много от деда Людовика Льва и прадеда Филиппа-Завоевателя, его приказанию королевской курии все чаще и чаще называли Филипп-Август и сравнивали с великим римским императором.

Все эти постоянные переезды, встречи, даже два небольших турнира, правда (и слава Богу) только конные, могли бы разорить семью де Леви, но к счастью все расходы взял на себя король Людовик и Ги де Леви оставалось только выписывать счета и передавать их в ссудные кассы и ростовщикам, исправно погашавшим все расходы молодого принца.

Филипп интересовался всем. Он с живостью обсуждал новшества в военной моде и методах ведения осад, с интересом слушал рассказы бывалых рыцарей и пожилых сеньоров, спорил с монахами и клириками на религиозные темы, бегло читал греческие, римские и германские пергаменты, мог свободно изъясняться на латыни и каталонском наречии, что делало ему честь и показывало его незаурядный ум и память.

Порой, своими интересными суждениями или передовыми идеями он ставил в тупик собеседников.

Единственное, чего не хватало молодому принцу – это сдержанности и холодной душевной расчетливости, так необходимой монарху. Открытое сердце принца быстро привязывалось к людям, он был буквально раскрыт нараспашку, что грозило в будущем многими неприятностями.

Ги, как мог, исподволь и осторожно, старался привить Филиппу мысль о том, что король, естественно, такой же человек и может иметь друзей, но, к несчастию, не очень много и, самое главное, должен уметь слушать собеседников и меньше говорить, ведь болтливый король – сущее наказание для страны и лакомая находка для врагов короны.

Филипп, слушая такие завуалированные нравоучения, лишь улыбался и разводил руками, говоря:

– Уж таким меня мама уродила… – но уже начинал потихоньку сдерживать свои эмоции и контролировать слова, что не могло не радовать де Леви.

И вот, однажды поздним вечером, когда большинство гостей уже разъехались, а остальные разбрелись по снятым домам или палаткам, расставленным вокруг замка, к воротам прискакал измученный гонец на взмыленной лошади. У него хватило сил лишь на то, чтобы постучаться в закрытые ворота, после чего он упал, лишившись сил. Несчастный конь гонца завалился на бок рядом с ним, бедное животное тяжело и прерывисто дышало. Было видно, что конь загнан и вот-вот умрет.

Шателен замка, выбежавший из калитки ворот, приказал стражникам внести гонца на руках, а коня прирезать, дабы не истязать животное