Шрифт:
Закладка:
Жан смутился, потоптался с ноги на ногу, издавая протяжный металлический звук своими шпорами, опустил глаза, неуклюже поклонился и ответил:
– Простите, сир… – он поднял голову и посмотрел в глаза королю. – Будут еще указания.
Шарль задумался на мгновение, отрицательно покачал головой и произнес:
– Указаний не будет, а вот на охоту я бы съездил с превеликим удовольствием…
Жан широко улыбнулся, демонстрируя, молодые и белые крепкие зубы, ее раз поклонился и громко крикнул, оглашая коридор дворца своим трубным ревом:
– Его величество желает поохотиться!!!
Шарль снова тяжело вздохнул, покачал головой и произнес, едва сдерживая смех:
– Жан! Вашим голосом только…
– Что, ваше величество?.. – Жан де Бетанкур не понял смысла старой сальной шутки, окончание которой король из деликатности опустил.
– Войска созывать на битву! Никакая труба не понадобится… – нашелся, что ответить король. – Ступай, организуй мне охоту на оленей…
Бетанкур весело засмеялся, приняв слова короля за комплимент.
– Будут ли еще указания, ваше величество?.. – он, не отрывая взгляда, посмотрел на Шарля.
Король почесал подбородок, задумался. Что-то, сидевшее где-то в самой глубине его души, тревожно зашевелилось. Это странное ощущение, вызывающее чувство тревоги или ожидания неизбежности чего-то неприятного, всегда злило и раздражало короля. Он не понимал, как и откуда в нем проявляется эта неведомая сила, словно подсказывающая ему обо всех скрытых и опасных событиях, которые еще не произошли, но наверняка проявят себя в будущем.
– Срочно писца и, желательно, самого молчаливого…
Бетанкур поклонился и исчез за закрывающейся дверью.
Шарль развернулся и подошел к окну, любуясь Неаполитанским заливом. Он был весел и насвистывал себе под нос мотив какой-то веселой песенки, но ощущение – странное и тревожное не покидало его.
Когда в комнату вошел, низко поклонившись почти до пола, молодой и высокий писец-монах, Шарль жестом приказал тому сесть и приготовиться писать.
– Срочное письмо мессиру Ги де Леви во Францию, в сенешальство Каркассон и владение Мирпуа… – приказал он.
Писец, ловивший на лету быстрые слова короля, проворно записал официальную шапку послания, лишь однажды, для верности, заглянув в свой список с титулами и званиями особо важных для короля сеньоров, среди которых, естественно, на одном из первых мест находился Ги де Леви. Он окончил запись и посмотрел на короля.
– Друг мой и брат, – начал диктовать Шарль писцу, – снова вынужден призвать тебя и твоих людей на помощь. Дело, конечно, пустяковое, но, видит Господь, что оно меня очень тревожит, да и ты что-то позабыл меня. Мы извещены, что наш брат – король Людовик милостиво позволил тебе выступить к Неаполю, но я настаиваю, чтобы ты приехал еще до праздника Святой Пасхи Христовой… – Шарль посмотрел на писца и добавил, – дальше напиши все, что положено. А пока, я приложу печать и поставлю свой вензель…
Король подошел к писцу и расписался красивым вензелем, составленным из латинских букв «Carolus», слуга накапал горячий сургуч, после чего Шарль приложил свой перстень-печатку, с довольным видом кивнул головой и направился к выходу из комнаты
Он и не подозревал, что Конрадин, Беатриса и триста немецких рыцарей уже перешли горный перевал и теперь спускаются, держа курс на Верону.
Рим. Замок Святого Ангела. 5 ноября 1267г.
В комнату, где заседала курия папы Климента, быстрыми шагами вошел монах-бенедиктинец, который незаметно подошел к одному из кардиналов и что-то шепнул тому на ухо. Лицо кардинала, еще недавно красное от споров и обсуждений насущных вопросов, побелело, рот открылся, а глаза остекленели, приняв глупое и растерянное выражение. Бенедиктинец потоптался возле него, после чего пожал плечами и также незаметно покинул комнату.
– Ваше святейшество… – тихим и дрожащим голосом произнес кардинал, устремляя свой взгляд на Климента.
– Ну, что на этот раз?! – Рявкнул на него Климент, возбужденный спором о состоянии казны и расходов Святого престола на следующий год.
– Верона восстала, ваше святейшество… – дрожа всем телом, ответил кардинал. – Конрадин вошел в стены Вероны…
– Как?! Когда?!.. – Климент повалился спиной на высокую спинку кресла, закрыл лицо руками и произнес. – Господи! Неужели, все снова… – он провел ладонями по лицу, ставшему в миг серым от волнения, посмотрел на кардинала и сказал. – Что еще плохого?..
– Ваше святейшество, – начал кардинал, – это все, что известно мне, но за дверями комнаты стоит гонец, только что прибывший из Вероны…
– Так какого же, дьявола, прости меня, Господи, ты мямлишь мне и держишь его за порогом комнаты! Живо сюда гонца!..
Кардинал вскочил и, повалив свой стул на пол, кинулся открывать двери, чтобы ввести гонца. Папа укоризненно покачал головой, вздохнул и увидел гонца, входившего в комнату.
Невысокий черноволосый рыцарь был в грязной одежде, заляпанной почти до капюшона дорожной грязью. Кольчуга, видневшаяся из-под складок одежды, была ржавая и местами рваная.
– Докладывай, живо… – произнес Климент, пронзая гонца тяжелым взглядом.
Гонец упал на колени от усталости и страха перед папой Римским, произнес:
– Ваше святейшество, – начал он, – Верона восстала, открыла ворота Конрадину, который прибыл к городу с большим отрядом рыцарей. Он вербует наемников, платя каждому золотом!..
Папа подпер подбородок кулаком и задумался. Выходило, что у Конрадина, все-таки, откуда-то появились деньги, если он мог позволить себе, судя по словам гонца, платить золотом за услуги наемников.
– Дальше вещай…
– С ним прекрасная синьорина и несколько крытых повозок, охраняемых большим отрядом германцев…
Выходило, что Беатриса была вместе с Конрадином. Значит, слухи о больших сокровищах, накопленных Манфредом и ее покойным братом, не легенда, а быль, причем, превращающаяся в жуткое чудовище, способное пожрать всех и вся на своем пути. А путь этот, как не прискорбно, шел на Неаполь и Сицилию, но (тут папа Климент поморщился) через Рим.
– Говори дальше, сын мой, Господь слушает тебя… – Климент собрался с силами и решил быть твердым. Он опасался, что его растерянность и испуг может отразиться на лице и встревожить всю курию.
– Вся северная Италия восстала! Только Флоренция и, пожалуй, Милан, еще держатся и сохраняют нейтралитет! Хотя, насколько мне известно, из Милана уже выступил большой караван с оружием, кольчугами, щитами и шлемами для наемников Конрадина…
– Ах, Иудины душонки… – тихо произнес Климент. – Да, ну и миланцы. И нашим, и вашим…
