открыл оглавление, нашёл нужную фамилию, изучил длинное название статьи и перелистал сборник до нужной страницы. Заскользил взглядом по строчкам — и покраснел. Поднял глаза на Алексея:

— Зачем это?!

В первом абзаце своего учёного труда Алексей сообщил читателю, что «неоценимую помощь в розыске и подготовке материалов для исследования оказал уважаемый коллега Н. И. Бродов, служащий Московского губернского архива старых дел».

— Так полагается, — ответил Алексей серьёзно. — Нельзя не упомянуть. Ведь ты правда помогал, и очень много.

— Я же за деньги, — выдавил Николай.

Ему неловко показалось произносить это вслух.

— Зимой безо всяких денег ты со мной ходил.

— Когда нарвались на подпольную типографию? Это всего раз было.

— Исследователь и не обязан работать бескорыстно, — парировал Извольский. — А ты мне ещё и статьи по масонству подсказал, каких я сам не встречал.

Николай не стал больше возражать: если так принято — в научной работе поминать за каждый чих того, кто тебе хоть чуточку помог, — пускай. Ему от этого ни холодно ни жарко. Главное, что Алексей не опустил рук, довёл работу до конца! Алексей хоть мягок, а упорный.

— Я очень рад за тебя! — повторил Николай.

Николай прочитал статью Извольского дважды, а потом освоил и весь сборник. Пришёл к выводу, что Алексей излагает лучше других учёных: ясно, чётко, интересно, не сыплет терминологией почём зря. Главное дело, тема, конечно, не в пример многим, увлекательна. Это тебе не какие-нибудь «узоры кованых решёток». Алексей рассказал, что отец гордится его первым научным успехом.

Теперь Извольский получил право вступить в Московское археологическое общество, к чему очень стремился. Это повлекло неожиданную перемену в поведении друга.

Алексей, вопреки обыкновению, стал малоразговорчив при встречах. Да и встречались приятели лишь изредка — по службе или на заседании комиссии «Старая Москва». Извольский был чем-то по уши занят, но чем конкретно — умалчивал, а вытягивать информацию хитрыми расспросами Николай считал ниже своего достоинства. Кошка между ними вроде не пробегала. Представлялось, всего вероятнее, что другу поручено готовить археологическую экспедицию, и тот молчит, поскольку хочет сделать сюрприз, как давеча со статьёй. Если случалось вместе пообедать, общались тепло. Вот и ладно. Какие уж там у Алексея обстоятельства ни есть, переменятся.

Совмещение службы с вечерней учёбой порядком выматывало; только по воскресеньям и праздникам Николаю удавалось выспаться и немного передохнуть от беспрерывного движения текстов перед глазами. Он поднимал глаза от бумаг, заторможенно осматривался всё ещё осоловелым взглядом и шёл проветриться — чтоб морозным воздухом полоснуло по глазам и лицу, чтоб солнце или яркие огни, пестрота красок, разговоры, смех, уличный шум. В результате, то свободное время, какое оставалось, он стал проводить с куда меньшей пользой для развития ума, чем прежде, а именно: на катке, снежных горках, ярмарках да гуляньях.

Особенно каток был по душе. Он с детства любил: мороз, воздух, движение, красные щёки окружающих, весёлый азарт бега наперегонки. А на городских замёрзших прудах ещё радуют разноцветные гирлянды, оркестр и целая россыпь нарядных хорошеньких девушек.

Между прочим, учёба рано или поздно кончится, можно пока постепенно, с толком подыскивать невесту. И между прочим, непростое оказалось дело.

Николай не питал иллюзий относительно собственной наружности: неброская внешность, коренастая фигура выглядели приземлёнными. Не всякая обратит внимание, и не вдруг. Манера обхождения, хотя и не грубая, чем некоторые парни даже бравируют, но простая. Трезво оценивая себя, Николай был готов и девушке легко простить скромную внешность да застенчивость.

Девушки простые — фабричные, из прислуги — и даже хорошенькие охотно соглашались встречаться. Но в общении приходилось применяться к их простым понятиям о жизни, ориентироваться на совсем небольшой запас знаний. В свою очередь, девушкам более образованным и утончённым должен был рисоваться в воображении и кавалер более утончённого, романтического типа, а главное, соответствующего происхождения.

В общем, дальше знакомств, катка, горок, да изредка электротеатра — дело пока не шло. Но Николай и не торопился.

Очередная случайная встреча в архиве, куда Извольский был командирован по делу, обрадовала Николая, и он охотно отправился на Тверскую обедать вместе с Алексеем. Тот был чем-то взволнован: спрашивал, но не слушал ответов, брался рассказать интересный случай, да забывал какой, умолкал на полуслове, да и ел без охоты.

— Николай. Скажи, — начал Алексей со странной расстановкой, будто с трудом подбирая слова, — с подругой ты… Есть у тебя подруга?

Что за странный вопрос? Николай подождал, не последует ли каких пояснений. Но так и не дождался.

— Алексей, ты знал бы, — ответил Николай удивлённо. — Когда мне? Вечерами я в университете, по воскресеньям — только очухаться! Нет у меня интереса.

О недолгих своих знакомствах добавлять не стал. Это всё так пока, не серьёзно. Алексей ведь не о том.

— Да. Впрочем. Я не то хотел спросить.

Алексей смущённо опустил глаза.

— У тебя когда-нибудь была подруга?

Николай собрался было ответить, но Алексей выпалил:

— Я не имею в виду всякие там ухаживания. Было у тебя по-настоящему?.. Я не про любовь тоже… А чтобы по-мужски?

Лицо друга пошло красными пятнами. Николай и сам смутился. И для чего ему? Он слишком уважал Алексея Извольского, ему изначально представлялось, что Алексей Кондратьевич во всех сферах жизни более сведущ и опытен, чем он сам. Тесное общение на протяжении трёх лет давало поводы и усомниться в этом, но авторитет старшего товарища в глазах Николая не так легко было поколебать. И всё-таки: зачем же, умирая от смущения, спрашивать о чужом опыте, если имеешь собственный?

— Да.

Дав свой короткий ответ, Николай вдруг ощутил вместо неловкости оттого, что тема беседы была слишком сокровенной, хвастливую гордость.

— Это хорошо… Отчего ты не женился? — продолжал Извольский свой напряжённый допрос. — На той… с которой…

— На таких не женятся, — проговорил Николай давно обдуманное, хотя и без полной уверенности в собственной правоте.

Алексей ждал продолжения — само внимание.

— Только не подумайте худого, — добавил Николай.

Пришлось дать короткие пояснения Алексею насчёт уступчивых подружек — героинь его летних увлечений. Не хотелось, чтобы Извольский стал видеть в нём человека легкомысленного, и Николай старательно подчеркнул исследовательский характер своих похождений.

— С каждой по-разному? — растерянно резюмировал Алексей его слова. — Но что-то единое есть же? — спросил с надеждой.

Николай вдруг подумал, что вот этому молодому человеку ещё предстоит впервые испытать то, что ему самому уже знакомо. Яркий, острый, волнующий и незабываемый первый опыт у Алексея ещё впереди. Светлое чувство сродни покровительственной, благословляющей отеческой зависти шевельнулось в душе.

— Есть, — ответил он с улыбкой.

— Николай, послушай! — воскликнул Алексей, и лицо его, вернувшееся было к обычной бледности, опять покрылось