отмечал, что Марина симпатичная и милая, но в то мгновение будто увидел ее другими глазами. Открытие оказалось настолько ошеломляющим, что он, забывшись, чуть не пригласил Марину и ее сестру в кафе. Но наваждение длилось недолго: взгляд скользнул по вывеске магазина, из которого вышли девушки, и Макс опомнился: Марина готовится к свадьбе. Да и она сама внезапно распрощалась так быстро, что он даже не успел представить ей Аню – свою питерскую двоюродную сестру, которую сопровождал по магазинам. А на следующий день Марина была сердитой, неприветливой, и это отчего-то его задело.

– Так и знала, что ты здесь! – воскликнула, появившись в беседке, Аня. Макс торопливо закрыл страничку Марины и убрал телефон в карман.

– Вышел подышать. В доме душно.

– Подышать, ага, – весело передразнила Аня, опустилась рядом на скамейку и вытянула длиннющие ноги. Затем скинула туфли и простонала:

– О-ох, и зачем я их купила? Неудобные такие!

– Зато красивые! – в тон передразнил Макс, вспомнив, как Аня, примеряя при нем эти туфли на немыслимой высоты каблуке, уверяла, что туфли красивые и «почти удобные».

– И зачем ты вообще на каблучищи взгромоздилась, ведь на даче же отмечаем?

– Мы тут все нарядные, не в трениках же отмечать юбилей твоей мамы! Не каждый день ей исполняется пятьдесят лет! Но домой, похоже, я поеду босиком! Или в тапках.

Аня закончила жаловаться, обула снова туфли, но так и осталась сидеть рядом.

– А помнишь, я тебя всегда обгоняла? – внезапно спросила она, и Макс улыбнулся в сгущающуюся темноту.

– Помню.

Когда двоюродных братьев и сестру отправляли на летние каникулы в гости в Москву, всех, включая Макса, обязательно привозили на дачу – на свежий воздух, к своим фруктам, парному молоку из ближайшей деревни. Бабушка со стороны папы и питерских племянников мамы считала за родных внуков. Все они так и росли вместе – Аня, Степа, Иван и Макс. Их неразлучная четверка. «Три мушкетера и Анька-Д´Артаньян», как шутили они тогда. Ссорились, мирились, шкодили, устраивали соревнования, кто быстрее добежит от дома до беседки и обратно. Стыдно признаться, но тощая и длинноногая Аня почти каждый раз обгоняла своих братьев.

– Как у тебя? – спросила сестра. Братья прибыли из Питера только вчера, Макс встретился с ними уже здесь. Аня со своими родителями хоть и приехала раньше, но эти дни прошли в суете и подготовке к празднеству, пообщаться нормально так и не удалось. Впрочем, рассказывать Максу особо было нечего. В его жизни ничего не изменилось ни с прошлого года, ни с позапрошлого. Все так и шло своим чередом. Работа во все той же компании (о том, чем на самом деле занимается агентство, никто из родных, кроме мамы, не знал). Так Макс и ответил. Аня неодобрительно качнула головой. У нее же самой жизнь была полна ярких впечатлений: сестра успела побывать замужем и развестись, сняться в каком-то сериале в роли стервозной подруги главной героини (что совершенно было не похоже на характер самой Ани, но с ролью она справилась блестяще), укатить моделью в Милан на съемки и остаться там на целый год.

– А я начала встречаться с одним мужчиной, – поделилась она. – Он наполовину итальянец, наполовину – испанец.

– Гремучая смесь, – усмехнулся Макс.

– Ага, – отозвалась Аня. – Но он очень добрый. И красавчик! Познакомились мы недавно, перед моим отлетом из Милана. В общем, не знаю, выйдет ли что из этого серьезное. Он приглашает к себе и, возможно, через месяц я улечу на пару недель к нему.

Аня показала Максу фотографии своего испано-итальянца, и он одобрил. Сидеть с сестрой здесь, в беседке, как в детстве, было очень уютно. Отчего-то он всегда дружил больше с Аней, чем с братьями. Сестра долго оставалась пацанкой: лазала через заборы и по деревьям, воровала яблоки у соседей, просто потому что так было вкуснее. А потом внезапно выросла и превратилась в очень красивую девушку, которую приглашали на работу известные модельные агентства.

Они еще какое-то время сидели вдвоем: вспоминали моменты из детства, смеялись. Макс уже совсем забыл о непонятной грусти, но, когда Аня спросила, хочет ли он вернуться в дом, ответил, что ненадолго задержится.

– Что ж, – вздохнула сестра. – Рада была пообщаться с тобой прежним, хоть и так недолго.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что ты очень изменился и…

– Аня, мы все изменились со времен детства, и это нормально.

Она снова вздохнула, потопталась на месте и сказала:

– Да, это так. Было бы странно, если бы мы не изменились. У каждого всякое в жизни происходило. Да, с тобой десять лет назад случилось страшное: ты едва не погиб, был серьезно ранен, с трудом выкарабкался. Но с тех пор ты закрылся даже от самых близких. К нам перестал приезжать. Не знаю, ты вроде и тот же родной Макс, но одновременно чужой, и только потому, что защелкнулся от нас на всевозможные замки.

Он не столько увидел в потемках, сколько угадал ее грустную улыбку. Ему бы, может, и хотелось пооткровенничать с Аней, объяснить ей то, что с ним на самом деле произошло, но что-то удержало от внезапного откровения. О его «даре» почти никто не знал, только коллеги, друг Мишка да мама. Но и мама, самый близкий человек, не смогла смириться с его «причудой». Мама надеялась, что «это» со временем излечится, и, слава богу, не таскала его по врачам. Рассказать о своей способности чувствовать призраков Ане означало риск получить еще одну непредсказуемую, вернее, слишком предсказуемую реакцию: недоверие, испуг, сочувствие. Сестра хочет разбить его «бронь», но, узнав его тайну, сама же отгородится. Поэтому он сказал совсем не то, что она ожидала:

– Не простынь, Ань. Уже холодно. Я скоро приду.

– Вот, что я и говорила, – огорченно обронила она. – Спрятался от нас за семью печатями. Ладно, брат, ты тоже не простынь.

Она развернулась и ушла, стуча каблучками по каменной дорожке, а Макса от ее фразы про семь печатей бросило в жар. Уже не думая о том, что огорчил сестру, он схватил телефон, чтобы набрать номер шефа, но вовремя спохватился. Прежде чем наводить шороху еще одной версией, от которой только прибавится работы команде, стоит проверить все самому. У Сергея Степановича в шкафу хранится много книг, в которых, возможно, найдется что-то нужное. Шеф не запрещает пользоваться его библиотекой, наоборот, поощряет. Люсинда вчера выписала кучу значений числа семь, но такую ходовую поговорку про семь печатей отчего-то упустила. А что, если некто не семь монет разыскивает, а секрет, запечатанный семью печатями?