Я зажимаю себе рот, чтобы не закричать. Отшатываюсь от двери, но тут же беру себя в руки. Мне нельзя привлекать к себе внимание. Они не должны знать, что я подслушала разговор.

Одним из участников диалога был мой дядя, я узнала его по голосу. Теперь все слова Яра начали обрастать доказательствами. Меня использует моя же семья.

Отца я еще не видела, но вряд ли все это происходит без его ведома. Меня предали люди, которых я искренне любила.

По ту сторону раздаются шаги, и я быстро забираюсь под одеяло, делая вид, что все еще крепко сплю. Меня чем-то накачали по дороге, и я сразу отключилась. Очнулась уже в незнакомой комнате с дикой головной болью и ужасной сухостью во рту.

Здесь даже воды не было…

Дверь открывается, я сжимаюсь еще сильнее. Глаза зажмурены, одеяло натянуто высоко. Надеюсь, они не заметят, как я дрожу.

— Лида, девочка, ты уже проснулась? — раздается фальшиво заботливый голос дяди.

Я чувствую, как матрас слева от меня прогибается. Задерживаю дыхание, чтобы меня совсем ничего не выдало.

Тяжелая рука ложится поверх одеяла, я вздрагиваю. Больше нет смысла притворяться, и я открываю глаза.

— Как ты себя чувствуешь? Что-то болит?

Две минуты назад этот человек хотел убить моего ребенка, а сейчас спрашивает, как у меня дела. У меня мир рушится. Все переворачивается за считанные секунды.

— Почему я здесь? — выталкиваю из сухого, почти слипшегося горла.

— Ты теперь в безопасности. Наконец-то нам удалось тебя отыскать, Лидочка. Твоей жизни больше ничего не угрожает.

Я только сейчас осознаю, что это с Ярославом мне ничего не угрожало. А здесь в любой момент мне могут приставить пистолет к виску.

— Могу я покинуть дом? — спрашиваю, особо ни на что не надеясь.

— Тебе лучше оставаться здесь какое-то время. Под личной охраной. Обещаю, тебя никто не тронет. Все будет хорошо.

Не понимаю, как можно так врать в глаза родной племяннице. Или, может, меня подкинули в эту семью? Другие объяснения просто в голове не укладываются.

— Что вообще происходит? — я хочу услышать дядину версию событий.

— Тебя, к сожалению, втянули в войну. В очень опасную войну, Лида. Но ничего не бойся, я смогу тебя защитить. Тебя и твоего ребенка, — он опускает взгляд на мой живот.

Зря я призналась в этом, когда меня запихивали в машину. Но мне почему-то казалось, что с беременной девушкой не станут поступать настолько жестоко. А потом, через несколько километров в багажнике, я увидела шприц с какой-то мутной жидкостью.

Я очень испугалась. Но не за себя. Боялась, что неизвестный препарат может спровоцировать выкидыш.

— Тебе надо поесть, хорошо? Я сейчас принесу что-нибудь. Тебе ведь сейчас за двоих думать нужно, правда?

— Да… — растерянно выдыхаю, чтобы своим молчанием нечаянно не спровоцировать дядю.

Мне стоит притвориться овечкой так долго, как будет возможно. Пусть дядя и его люди считают, что я ничего не понимаю. Никаких лишних вопросов.

— Здесь есть смежная с комнатой ванная. Ты можешь освежиться, если хочешь. Но я на всякий случай убрал все лишние предметы, чтобы ты не наделала глупостей, Лидочка.

На самом деле он убрал все, чтобы я не могла применить какую-нибудь бритву против него. Но я конечно же молчу, заталкиваю поглубже свои мысли и просто киваю.

Как только он уходит, я скрываюсь в ванной. Умываюсь холодной водой, пью прямо из-под крана. Неизвестно что мне могут подмешать в напиток, лучше я отделаюсь каким-нибудь расстройством желудка из-за грязной воды, чем потеряю малыша, поддавшись своей жажде.

После этого становится немного легче. Губы теперь не тянет от сухости, я могу безболезненно глотать, не разрывая при этом горло.

Дядя приносит поднос и тут же выходит из комнаты, пожелав мне приятного аппетита. Я со вчерашнего вечера ничего не ела, в желудке урчит от голода, но я быстро смываю все в унитаз, опасаясь последствий.

Время тянется очень медленно. Я просто лежу и смотрю в одну точку. Зубы стучат от страха.

В какой-то момент дверь ударяет об стену. Ко мне заходят сразу двое мужчин, один из них молча сдергивает меня с постели и куда-то тащит.

— Хватит брыкаться, — зло цедит, когда я в очередной раз пытаюсь выдернуть руку. — У меня с такими строптивыми сучками разговор короткий, — он хватается за собственную ширинку.

Я тут же замолкаю, представляя, что он может сделать со мной. Переставляю ноги, едва поспевая за ним.

Меня сажают на какой-то скрипучий стул. Я боюсь, что он развалится прямо подо мной.

В комнату входит седоволосый мужчина, за ним я вижу собственного дядю. Последний даже не смотрит на меня.

— У меня есть для тебя подарок, девочка, — у него низкий прокуренный голос.

Перед моими глазами появляется новый шприц. Я едва сдерживаю себя, чтобы в эту же секунду не броситься со всех ног подальше от него.

— Здесь чистый героин. Ты ведь не хочешь проверить, как он на тебя повлияет? И на твоего выблядка тоже? Сделай все, что потребуют мои люди, иначе я лично вколю тебе всю дозу. Если повезет, не откинешься. Но я бы на твоем месте проверять не стал.

— Что мне нужно делать?.. — спрашиваю будто не своим голосом. Я не могу допустить, чтобы эта дрянь попала в мой организм.

— Просто будь послушной девочкой. До скорой встречи.

Он уходит, а мне на колени кидают какой-то листок бумаги. Здесь два варианта того, что я должна сказать.

Один для Яра, а второй… Для кого второй?

Все это время у меня дрожит голос.

— Спаси меня, папочка… — я читаю последнюю фразу с помятой бумажки и отвожу взгляд от камеры телефона.

Получается, что мой отец не в курсе всего происходящего? Он не знает, что со мной происходило все это время?

Дядя решил пойти против всех. Занял кресло моего отца и теперь занимается незаконными делами, впутав меня во всю эту историю.

Я вспоминаю, как в детстве он водил меня в парк и покупал столько мороженого, сколько я могла съесть. Он приезжал ко мне в школу, когда папа был в командировке, и разговаривал с группой мальчиков, которые вечно всех задирали.

Они тогда порвали мне портфель, я пожаловалась дяде, и на следующий день после их разговора все четверо обходили меня стороной. Даже не смотрели на меня.

Как он мог так поступить? Предать свою семью из-за каких-то денег…

— Вставай, — командует мне незнакомый мужчина. — И без глупостей.

Меня возвращают в уже знакомую комнату, дверь