Шрифт:
Закладка:
– Василий Иосифович, что скажете? – капитан Ротмистров вопросительно посмотрел на Красного. – Вы же у нас специалист по китайцам.
– Я? – удивился Василий.
– Вы единственный, кто с ними уже повоевал.
– Разведку боем вряд ли можно назвать полноценными боевыми действиями, – ревниво заметил прапорщик Куликовский.
– Подождите со своим мнением, господин прапорщик, – одёрнул Куликовского ротмистр Жуков. – Давайте сначала выслушаем офицеров, а потом уже вам дадим слово.
Древняя шутка про прапорщиков и офицеров, практически ровесница мамонтов, сбила Аполлинария Григорьевича, как утку на взлёте, заставив пробормотать невнятное:
– Да, конечно же, Георгий Константинович…
Жуков кивнул:
– Спасибо за понимание, господин прапорщик. Вы не будете возражать, если мы выслушаем Василия Иосифовича?
Куликовский смутился и потерялся в полутьме блиндажа, освещённого одной лишь вечной эфирной лампой.
– И всё же я сомневаюсь, господин подпоручик, что ваше изделие долетит до Петербурга, – ротный священник перекрестился и трижды сплюнул через левое плечо. При этом он старался не смотреть на стол, где размещалось изобретённое Красным средство экстренной связи с командованием. – И вообще, это за гранью добра и зла.
Капитан Ротмистров нахмурился:
– А тебя, Михаил Иванович, позвали не для чтения лекций о морали. Ты в армии, или где? Сказано освятить конструкцию, так освящай и не выё… не выёживайся, да. Что Европа скажет, нас не интересует! Теперь они должны беспокоиться нашими высказываниями!
– Я не против, но…
– А если не против, то хватай кадило и вперёд!
В блиндаже, кроме командира роты, отца Михаила, подпоручика Красного и ротмистра Жукова, частично присутствовал китайский генерал Сан Чжунфа. В буквальном смысле частично – только голова, захваченная в ходе вчерашней магической разведки. Вот она и служила предметом спора.
А чего спорить, если радисты в один голос заявляют о невозможности установить связь даже с радиолюбительскими радиостанциями, не говоря уже о армейских? Что-то там у них неправильное с прохождением радиоволн, малой мощностью передатчика и отражением сигнала от гор. Слышат всех хорошо, а что-нибудь передать не получается.
Тогда Вася и предложил послать гонца к командованию. Доставить говорящее письмо авиапочтой, так сказать. А что, голова на морозе хорошо сохранилась, мозги после допроса не повреждены, всего-то и нужно, закрепить её на выдранной из дирижабля вспомогательной антигравитационной пластине небольшого размера и провести испытания. Правда, сам принцип полёта непонятен, но при стреловидной форме ушей где-то восемьсот километров в час даёт. Единственный недостаток – голова не может летать на больших высотах. Да и чёрт с ним, авось не собьют малоразмерную цель.
Зачем эту конструкцию нужно было освящать, Василий и сам не знал. Просто показалось, что так будет правильно, да и для самоуспокоения – всё же изделие получилось не самое надёжное, и запас прочности ему не повредит. Магия, она же наука, а чудесами как раз заведует религия. Этой голове, кроме голосового сообщения, ещё несколько пакетов с бумагами тащить, причём два из них с обещанными докладами. Получил приказ предоставить их в двухнедельный срок? Или в десятидневный? Да не важно…
А после запуска магического некрокурьера получился сюрприз – к позициям вышли китайские парламентёры с белым флагом. Естественно, вышли не сразу. Первая группа переговорщиков в полном составе полегла на минном поле, вторая группа осталась там же, за ней третья, четвёртая и пятая. Лишь шестая добралась, да и то потому, что китайцы старались держаться проторенного неудачливыми предшественниками узкого трёхметрового коридора, обозначенного трупами и воронками.
– Подпоручик, ты китайскую грамоту знаешь? – спросил капитан Ротмистров.
– Шесть диалектов разговорной речи, – признался Красный. – И читать могу. Вот с рисованием иероглифов пока плохо получается, там, кроме знания, ещё привычка нужна.
– Сойдёт, – кивнул командир роты. – Пойдёшь с нами переводчиком.
– Глянем вражине в глаза, – коротко засмеялся ротмистр Жуков.
– Если позволите, совет, Павел Алексеевич…
– Да?
– По китайским традициям таким большим начальникам, как вы с Георгием Константиновичем, не стоит встречаться с какими-то там парламентёрами. Ваш уровень от генерала и выше. А если пойдёте на разговор, то признаете свою ничтожность. Вот как-то так или что-то в этом роде.
– Китайские церемонии, мать их!
– Они самые.
– А ведь подпоручик прав, – согласился Жуков. – Сам посуди, Паша, ты у нас целый капитан лейб-гвардии.
– И что?
– Выше тебя только звёзды.
– И горы, – засмеялся Ротмистров.
– А вот это вряд ли, – вернул улыбку Жуков. – Горы тебе по… хм… по колено, скажем так. Ну, или чуток выше.
– Тогда ты иди.
– Вам тоже нельзя, Георгий Константинович, – мотнул головой Красный. – Лучше Куликовского возьму.
– Подпоручик в переводчиках у прапорщика?
– Прапорщик в оруженосцах у подпоручика.
– В принципе, разумно, – согласился капитан. – Только сомневаюсь, что он справится.
– Да ладно вам, Павел Алексеевич, Куликовский неплохой офицер, – заступился за сослуживца Красный. – Он только снаружи выглядит напыщенным болваном, а так…
– Знаток душ человеческих, – опять засмеялся Жуков. – Что скажешь, Павел Алексеевич?
– Да пусть идут вдвоём, – махнул рукой Ротмистров. – В самом деле, не по чину нам с хунхузами разговаривать.
Георгий Константинович зря надеялся, и никуда никому заглянуть не получилось. Китайцы кланялись как заводные игрушки и смотрели себе под ноги, а у единственного, кто не отводил взгляд, глаза на заплывшем лице казались прорезанными болотной осокой. Хоть заглядывай, хоть не заглядывай, всё равно ничего не увидишь. Судя по упитанности, минимум полковник, но на генерала весом пока не тянет. Вот почему у них так, чем жирнее, тем выше звание?
Красный и Куликовский остановились в пяти шагах от кланяющихся парламентёров. Василий прошептал, почти не разжимая губ:
– Как и договаривались, Поля, молчи с умным видом.
На такое фамильярное обращение, граничащее с оскорблением, Аполлинарий Григорьевич злобно фыркнул и побагровел. Вот, это именно то, что нужно для начала разговора!
Но сам Красный говорить или задавать какие-то вопросы не торопился. Хоть и не курил никогда, но лениво достал из кармана затребованную у ротного командира коробку «Герцеговины Флор», постучал папиросой по ногтю большого пальца, выбивая табачные крошки, и с вопросительным недоумением посмотрел на толстяка. Тот правильно всё понял и, исчезнув в одном месте, возник перед Василием с зажжённой спичкой, неведомо каким образом оказавшейся в его руке.
Хороший китаец! Правильный китаец! И даже рука со спичкой почти не дрожит.
Вася пыхнул густым папиросным дымом, не затягиваясь, и поморщился от неприятного привкуса. И, разумеется, был неправильно понят – толстяк отбросил спичку и низко поклонился:
– Угодно ли будет господину выслушать вызвавшего его гнев этого недостойного Хуа Гофэна?
Переводчик из-за его плеча продублировал:
– Этот гой, господин подпоручик, спрашивает разрешения сделать