По предложению управляющего мы осмотрели квартиру, но результат был предсказуем. Маловероятно, что убийцы стали бы прятаться там, откуда они могут запросто уйти.

Мы возвратились в столовую. Пуаро в нашем обходе квартиры не участвовал. Я заметил, что он с пристальным вниманием разглядывает стол в центре комнаты, и подошел к нему. Это был хорошо отполированный круглый стол красного дерева. Середину украшала ваза, полная роз, на сверкающей поверхности лежали белые кружевные салфетки. На столе имелось блюдо с фруктами, но три десертные тарелки остались чистыми. Тут же стояли три кофейные чашки с остатками кофе на дне – два черных и один с молоком. Все трое сотрапезников пили портвейн – до половины налитый графин стоял рядом с центральным блюдом. Один курил сигару, двое других – сигареты. Инкрустированный серебром черепаховый портсигар с табачными изделиями стоял открытым здесь же.

Я мысленно расположил все эти факты по пунктам, но должен признать, что они никак не объясняли случившееся. Теряясь в догадках, что такого важного увидел в них Пуаро, я прямо спросил у него об этом.

– Мон ами, вы упускаете суть, – ответил маленький бельгиец. – Я ищу то, чего я здесь не вижу.

– И что же это?

– Ошибка – даже самая крошечная ошибка, совершенная убийцей.

Он быстро шагнул к смежной со столовой кухоньке, заглянул туда и покачал головой.

– Мсье, – обратился он к управляющему, – не будете ли вы любезны объяснить мне здешнюю систему подачи блюд?

Управляющий подошел к чуланчику в стене.

– Это служебный лифт, – пояснил он. – Он ведет в кухню на верхнем этаже здания. Вот по этому телефону вы заказываете блюда, и они по очереди доставляются к вам в квартиру на подъемнике. Грязная посуда таким же образом отправляется обратно. Никаких домашних хлопот, и в то же время вы избегаете утомительной публичности, с которой неизменно связаны ужины в ресторане.

Пуаро кивнул.

– Значит, блюда и тарелки, использовавшиеся сегодня вечером, сейчас в кухне наверху. Вы позволите мне туда подняться?

– О, конечно, если желаете! Робертс – это наш лифтер – проводит вас туда, и вы сможете побеседовать с обслугой. Но, боюсь, вы не найдете в кухне ничего полезного. Туда отправляются сотни тарелок и блюд, и все они составлены в стопки.

Впрочем, Пуаро остался тверд в своем намерении, и мы вместе посетили кухню и опросили человека, принимавшего заказ из квартиры номер два.

– Ужинали три персоны, блюда выбирали из нашего меню, – объяснил он. – Суп-жюльен, филе морского языка по-нормандски, говяжья вырезка и рисовое суфле. В котором часу? Около восьми, я бы сказал. Нет, боюсь, все блюда и тарелки теперь уже вымыты. К сожалению. Полагаю, вам нужны отпечатки пальцев?

– Не совсем, – сказал Пуаро, загадочно улыбнувшись. – Меня больше интересует аппетит графа Фоскатини. Он попробовал каждое из перечисленных блюд?

– Да, но я, конечно, не могу сказать, сколько он чего съел. Тарелки все были грязные, блюда – опустели, так сказать, за исключением рисового суфле. Его осталось прилично.

– А-а, – кивнул Пуаро, по-видимому, удовлетворенный этим сообщением.

Когда мы снова спустились в квартиру, он тихонько заметил.

– Мы определенно имеем дело с человеком метода.

– Вы имеете в виду убийцу или графа Фоскатини?

– Последний, безусловно, весьма педантичный джентльмен. Взмолившись о помощи и объявив о своей скорой кончине, он аккуратно повесил телефонную трубку.

Я смотрел на Пуаро во все глаза. Его слова и недавние вопросы вызвали у меня внезапное озарение.

– Вы подозреваете, что это яд? – прошептал я. – А удар по голове был отвлекающим маневром?

Пуаро лишь улыбнулся вместо ответа.

Мы снова вошли в квартиру и встретили там местного инспектора полиции, прибывшего в сопровождении двух констеблей. Он хотел было воспротивиться нашему присутствию, но Пуаро усмирил его, упомянув нашего друга из Скотленд-Ярда – инспектора Джеппа, и нам нехотя позволили остаться. На наше счастье, потому что не прошло и пяти минут, как в комнату вбежал взволнованный мужчина средних лет с возбужденно-скорбной гримасой на лице. Это был Грейвс, камердинер и дворецкий покойного графа Фоскатини. И рассказал он поразительнейшую историю.

Накануне утром к хозяину пришли с визитом двое. Оба итальянцы. Старшему на вид не более сорока, он представился синьором Асканио. Младший был щеголевато одетый юноша лет двадцати четырех.

Граф Фоскатини явно ожидал их визита и немедленно отослал Грейвса с каким-то пустяковым поручением. На этом месте рассказа камердинер помедлил, будто сомневаясь, стоит ли продолжать. В конце концов он, однако, признался, что, заинтересованный целью встречи, он не подчинился приказу, а задержался, надеясь услышать, что происходит. Беседовали господа до того тихо, что Грейвс так ничего толком и не расслышал, но уловил достаточно, чтобы сообразить, что обсуждалось некое денежное предложение, и в его основе лежит угроза. Разговор был отнюдь не дружеский. В конце его граф Фоскатини слегка повысил голос и слушатель явственно различил следующие слова:

– У меня нет времени на дальнейшие препирательства, господа. Если вы поужинаете со мной завтра в восемь вечера, то мы сможем завершить нашу дискуссию.

Опасаясь, что его изобличат в подслушивании, Грейвс поспешил уйти исполнять хозяйское поручение. Сегодня вечером джентльмены явились ровно в восемь. За обедом они вели непринужденную беседу – о политике, погоде и о театральном мире. Когда Грейвс поставил на стол портвейн и подал кофе, хозяин сообщил ему, что на сегодня он может быть свободен.

– Это что же – было у вас заведено по вечерам, когда к нему приходили гости? – спросил инспектор.

– Нет, сэр, напротив. Поэтому-то я и подумал, что дело, которое он собирался обсудить с этими джентльменами, было весьма необычного свойства.

Так завершился рассказ Грейвса. Он ушел примерно в восемь тридцать и, встретив приятеля, посетил в его компании Метрополитен мюзик-холл на Эджвер-роуд.

Никто не видел, как уходили двое гостей графа, но время смерти было зафиксировано довольно точно – восемь сорок семь. Падая на стол, Фоскатини рукой смахнул со стола часы, те упали и остановились в это время, что совпадало с телефонным звонком, который приняла мисс Райдер.

Полицейский врач осмотрел тело – теперь оно лежало на кушетке. Я впервые увидел лицо покойного – оливковая кожа, орлиный нос, роскошные черные усы, полные красные губы, приоткрывающие ослепительно белые зубы. Не очень приятное лицо.

– Ну что же, – сказал инспектор, застегивая свой блокнот. – Дело кажется совершенно ясным. Единственная сложность – как нам взять этого синьора Асканио. Полагаю, бесполезно искать его адрес в записной книжке жертвы?

Как и сказал Пуаро, покойный Фоскатини был человеком педантичным. Тщательно выведенная мелким разборчивым почерком запись гласила: «Синьор Паоло Асканио, отель «Гросвенор».

Инспектор тут же схватил телефонную трубку, а после звонка повернулся к нам с ухмылкой.

– Успели! Наш распрекрасный господин как раз отправился на