Пуаро задумался.

– А что сделал мистер Марш после того как вы поставили подписи во второй раз? Вам это известно?

– Пошел в деревню оплачивать счета лавочников.

Это казалось не слишком обнадеживающим. Пуаро попробовал зайти с другой стороны. Он продемонстрировал Бейкерам ключ от письменного стола.

– Это почерк вашего хозяина?

Может, я все выдумал, но мне показалось, что возникла некоторая заминка – мгновение-другое – прежде чем Бейкер ответил:

– Да, сэр, его.

«Лжет, – подумал я. – Но почему?»

– Ваш хозяин уезжал из дома? Или, может быть, к нему приезжал кто-то незнакомый в течение последних трех лет?

– Нет, сэр.

– Никаких посетителей?

– Только мисс Вайолет.

– То есть, чужие люди в эту комнату не заходили?

– Нет, сэр.

– Ты про рабочих запамятовал, Джим, – напомнила его жена.

– Рабочих? – Пуаро стремительно развернулся к ней. – Каких рабочих?

Женщина объяснила, что года два с половиной назад рабочие выполнили кое-какой ремонт в этой комнате. Она весьма смутно представляла, какой именно. С ее точки зрения это все были хозяйские причуды, и ремонт был совершенно не нужен. Какое-то время рабочие трудились в кабинете, но она не могла сказать, что чинилось, потому что хозяин не разрешал супругам входить в комнату, пока длился ремонт. К сожалению, название фирмы, которая проводила работы, они припомнить не могут, разве только то, что она находилась в Плимуте.

– А мы продвигаемся, Гастингс, – потирая руки, сказал Пуаро, как только Бейкеры ушли. – Он явно составил второе завещание, а потом пригласил рабочих из Плимута, чтобы те сделали для него подходящий тайник. Но мы не станем терять время, простукивая стены и отрывая половицы, отправимся вместо этого в Плимут.

С некоторыми трудностями мы все же добыли нужную нам информацию. После пары неудачных попыток нам посчастливилось отыскать фирму, в которую обращался мистер Марш.

Все их работники трудились уже много лет, и было легко найти тех двоих, что выполнили заказ мистера Марша. Они прекрасно помнили этот подряд. Помимо всяческих мелких переделок они вынули один кирпич из старомодного камина и сделали за ним углубление и так разрезали кирпич, чтобы стык было невозможно разглядеть. При нажатии на второй кирпич с торца тайник раскрывался. Это была довольно-таки сложная работенка, а старый джентльмен был очень привередлив, как сообщил наш информатор по фамилии Кохэн – рослый, худощавый мужчина с седеющими пышными усами. Он казался смышленым малым.

Мы вернулись в Крэбтри-Мэнор в хорошем настроении и, едва переступив порог кабинета, решили применить вновь обретенные знания. Все кирпичи казались одинаковыми, но когда мы нажали на второй с торца, тут же открылась глубокая полость.

Пуаро нетерпеливо запустил туда руку. Внезапно выражение самодовольного восторга на его лице сменилось оцепенением. Все, что он вынул оттуда – обугленный клочок пересохшей бумаги. Кроме него в углублении ничего не было.

– Сакре́! – гневно вскричал Пуаро. – Проклятье! Кто-то нас опередил.

Мы с тревогой осмотрели находку. Это явно был фрагмент того, что мы искали. Сохранилась часть подписи Бейкера, но никаких указаний на текст завещания.

Пуаро отпрянул от камина и сел на пятки. Выражение его лица можно было бы назвать комичным, не будь мы настолько подавлены.

– Я не понимаю, – проворчал мой друг. – Кто уничтожил его? И с какой целью?

– Бейкеры? – предположил я.

– Пуркуа́? Для них нет никакой выгоды в этом, и они вернее остались бы здесь, если бы поместье перешло к мисс Марш, а не к благотворительным организациям. Кому выгодно уничтожение этого завещания? Больницы и приюты выигрывают – да, но не подозревать же целые учреждения?

– Может, старик передумал и сам его уничтожил? – размышлял я вслух.

Пуаро поднялся на ноги, отряхнул колени с обычной своей аккуратностью.

– Такое возможно, – согласился он. – Это одно из самых разумных ваших наблюдений, Гастингс. Что ж, здесь оставаться смысла нет. Мы сделали все, что по силам смертному. Мы успешно противопоставили свой интеллект изобретательности покойного Эндрю Марша, но, к сожалению, его племянница от нашего успеха ничуть не выиграла.

Поехав на станцию немедленно, мы как раз успели на лондонский поезд, пусть это был и не экспресс. Пуаро печально хмурился. А я так устал, что клевал носом в уголке. Внезапно, едва поезд тронулся от станции Таунтон, Пуаро пронзительно возопил:

– Гастингс, скорее! Проснитесь и прыгайте! Прыгайте, я сказал!

Я и сам не понял, как очутился на платформе, без шляпы, без багажа их увез растворившийся в ночи поезд. Я был в ярости. Но Пуаро не обращал на это никакого внимания.

– Ну я и осел! – кричал он. – Трижды идиот! Никогда больше не стану превозносить свои серые клеточки!

– Вот это, кстати, правильно, – проворчал я. – Но что все это значит?

И как обычно, увлеченный собственными мыслями, Пуаро пропустил мои слова мимо ушей.

– Счета от лавочников – я совершенно упустил их из виду! Да, но где? Где? Неважно, я не могу ошибаться. Мы должны немедленно вернуться.

Легко сказать. Нам удалось сесть на медленный поезд до Эксетера, где Пуаро нанял авто. В Крэбтри-Мэнор мы приехали очень ранним утром. Не буду описывать замешательство Бейкеров, когда мы их наконец добудились. Ни на кого не обращая внимания, Пуаро тут же решительно зашагал в кабинет.

– Я не трижды идиот, друг мой, а четыре раза по трижды три, – соизволил он заметить. – Итак, смотрите!

Он подошел к письменному столу, извлек из замка ключ и отсоединил от него конверт. Я оторопело следил за его действиями. Неужели он надеется найти большой бланк завещания в таком крохотном конвертике? С большой осторожностью мой друг вскрыл конверт и расправил его. Затем он зажег свечу и поднес к огню гладкую внутреннюю поверхность конверта. Через несколько минут на ней начали проступать бледные знаки.

– Смотрите, мон ами! – торжествуя, воскликнул Пуаро.

Я взглянул на конверт. Там было всего несколько еле видимых строчек, в которых коротко сообщалось, что мистер Марш оставляет все, чем владеет, своей племяннице Вайолет Марш. Тут же была дата: двадцать пятое марта, двенадцать тридцать пополудни, и подписи свидетелей – кондитера Альберта Пайка и его супруги Джесси Пайк.

– Но законно ли это? – выдохнул я.

– Насколько я знаю, закон не запрещает фиксировать последнюю волю смесью исчезающих и симпатических чернил. Намерения завещателя очевидны, а бенефециаром является его единственная ныне живущая родственница. Но до чего же все лихо придумано! Он предвидел каждый шаг, который предпримет ищущий – который я, глупый осел, предпринял. Он заполняет два бланка завещания, велит слугам подписать оба, а затем отправляется в путь с завещанием, написанным на внутренней стороне грязного конверта и авторучкой, наполненной хитрой смесью чернил. Под каким-то предлогом он просит кондитера и его жену поставить свои подписи под его собственной, затем прикрепляет конверт к ключу от письменного стола и тихо посмеивается. Если племянница разгадает его уловку, она подтвердит тем самым, что