Шрифт:
Закладка:
– Ты тоже, – ещё шире улыбнулась я.
Девушка ласково коснулась моей щеки, где у меня был шрам, и нежно провела по нему большим пальцем. В её глазах – сочувствие, сменившееся чем-то сокровенным, глубоким, сильным.
– Я обожаю твою улыбку, Делора. Хоть ты и не обнажаешь зубов, она все равно чертовски милая. Редко вижу её на тебе, ведь ты не тот человек, что показывает свои эмоции открыто, но когда мне удаётся её поймать – это самая искренняя улыбка на свете. Тогда я запечатлеваю эти моменты у себя в голове навечно, а в ответ я улыбаюсь ещё больше и не могу никак остановиться. А когда мне грустно, я воспроизвожу эти кусочки из памяти, будто смотрю плёнку фотокамеры. Ничто не придаёт мне столько сил, уверенности и надежды, как это. Ты прекрасна! Я люблю твою улыбку, только, прошу, улыбайся почаще…
Филис быстро приблизилась ко мне и оставила влажный поцелуй на другой моей щеке. Впервые смутившись, она что-то пробормотала о своей ориентации и хотела было уйти, но я схватила её за руку и накрыла её губы своими. Они отличались от тех, какие были у Джозефа – большие, мягкие, сочные, словно кусаешь яблоко, а не целуешься. Но плевать на всё, плевать, что я могла потом жалеть об этом, плевать на то, как это могло отразится на отношениях с Джозефом – я хотела жить, хотела целовать того человека, которого полюбила так незаметно, но так сильно, хотела спасти Филис от её страхов и стать главной опорой в её жизни. Страстно и грубо – только так я умела целоваться, но девушка этого не замечала, полностью поглотившись нашей внезапной вспышкой любви, и нежно гладила моё лицо, тогда как я обнимала её за талию.
Спичка – и огонь.
Пламя чего-то неизведанного, нового, необычного. Но такого желанного – так долго, оказывается, я к этому шла. Долго, через препятствия, но терпеливо, смело, слепо следуя зову сердца. И оно не обмануло. Оно ожило.
Как и я сама.
– Спасибо тебе, печаль, что греет свой холод.
Миг – и Филис убежала.
Смерть немного похожа на ветер: невидимая, но ощутимая сила, которая всегда готова сбить нас с ног.
Макс Фрай
Все говорили, что мы потерянное поколение. Но это не так.
Мы боролись за равные права, искали свой путь, стараясь не слушать чужие убеждения, не делили людей по цвету кожи и положению в обществе, были против насилия и не осуждали за любовь, которую многие из старших не могли понять. Но понимала ли её я сама? Понимала ли я саму себя? Понимала ли я, что только что натворила?
Наше поколение было потерянным только в том смысле, что мы терялись в самих себя.
И я в том числе.
Нет, я не понимала, что натворила. Мне хотелось вспоминать наш поцелуй с Филис, а не думать над тем, что всё это могло значить, но в то же время я отчаянно помнила, что у меня был Джозеф. Да, Джозеф. И я ведь его любила, чувствовала это прямо сейчас – тёплые прикосновения его рук так и касались моей кожи, как только я о нём вспоминала, а в груди всё отзывалось на его ласку.
Я любила его. Люблю. И буду любить.
Так что же я натворила? Зачем… зачем поцеловала Филис? Она ведь собиралась уходить, но вот так просто без благодарности отпустить её я не смогла, ведь прекрасно видела, что она давно хотела меня поцеловать. И я не жалела о том, что сделала. Ни капли. Могла повторить это ещё раз и ещё. Я лишь пыталась понять свои действия. Понять саму себя.
Что же будет дальше? Конечно, рассказывать об этом Джозефу я не собиралась, но хранить от него очередной секрет я не хотела. Да и Филис наверняка осознавала, что с Джозефом надо будет как-то объясниться, если я собиралась и дальше с ней… целоваться. А хотела ли я этого? И да, и нет. Сложно узнать, что испытывала моя душа, чего хотел разум, о ком томилось сердце, когда на них то с одной стороны, то с другой наваливались проблемы. Как не совершить ошибку? Как не причинить боль? Как не оказаться потом источником всех бед?
Тёплый воздух неприятно ущипнул за щёки, когда я вошла в парадную своего дома. Сил думать больше не осталось, и, решив всё обдумать завтра, я поднялась по лестнице к своей квартире. Усталость, сильные тревоги, недавнее ощущение счастья и любви – всё бурлило, выматывало, переворачивало угли души и лило на них то воду, то огонь. Сейчас меня, как и Филис, качало из стороны в сторону – то ничего не чувствовала, то внезапно вспыхивала, то целовалась с тем, кого ещё совсем недавно считала просто своей лучшей подругой. А кем же сейчас считать Филис? А наши отношения?
Стоп. Хватит.
Завтра, всё завтра.
Вздохнув, я открыла дверь и вошла в коридор. Запах алкоголя смешался с чем-то горелым, отчего я тут же напряглась и настороженно оглядела пустой коридор. Но не пришло и секунды, как появилась мама из комнаты и, нервно кусая ногти, тревожно посмотрела на меня.
– Как хорошо, что это ты! – она неожиданно меня обняла, прижав меня к своему очень горячему телу, но через мгновение поспешно отстранилась. – Тебе надо уходить, доченька.
– Но я только что пришла, – не понимала в чём дело я и нахмурилась.
Мама закусила губу, сильно нервничая и не зная, с чего начать свои объяснения. Несколько новых белых локонов обрамляли её исхудавшее лицо, красные пятна ожогов торчали из-за воротника водолазки, под зелёными глазами залегли глубокие тени, появилось множество морщин, делающих лицо намного старше. Я почти не узнавала своего родного человека в этом костлявом, обтянутом обожжённой кожей, теле и каждой клеточкой ощущала уходящую из него жизнь. Я буквально видела, как мама умирала даже сейчас.
– Я… я больна, Делора, – тихо прошептала она, покачав головой. – Я пыталась от тебя это скрыть, запиралась в комнате, чтобы случайно не заразить тебя, запивала своё горе алкоголем, потому что понимала, что мне осталось совсем немного, но… – её глаза наполнились слезами. – Прости меня, дорогая. Я тогда сказала много лишних слов вместо того, чтобы успокоить тебя, хоть как-то поддержать, быть тебе настоящей мамой. И мне не хотелось бы, чтобы ты меня запомнила как плохую мать. Просто… я не знала, что делать. Не знала, как уберечь тебя от самой себя, но в то же время продолжать дарить тебе свою любовь. Наверное, у меня это плохо получилось, поэтому прости меня…
Не дав ей договорить, я её обняла. Так же крепко, как сегодня Филис – словно сегодня я стала неким лучиком света, что наконец-то мог поддержать жизнь не только свою, но и других. И особенно близких людей. Жар, исходящий даже из-под водолазки, сухие волосы, белые локоны, слишком тонкое тело – всё это мне казалось непривычным, но я любила свою мать такой, какой она была. Да, она могла быть строгой и вспыльчивой, но лишь потому, что так же сильно любила меня, как и я её. Сердце болезненно сжалось в груди: не хотелось отпускать, не хотелось навсегда прощаться, не хотелось испытывать боль. Я знала, что рано или поздно это произойдёт, понимала, готовилась к этому, но всё тщетно: боль слишком сильно сжимала грудную клетку и впитывала в себя весь воздух, всю радость, всё самое родное. К смерти нельзя подготовиться заранее, как бы ты ни убеждал себя, что уже отпустил человека в мир иной. Смерть как ветер: прилетала неожиданно, сбивала с ног прямо в бездну слёз и отчаяния и улетала, довольная своей работой.
