Выйдите из головы и войдите в сердце. Меньше думайте и больше чувствуйте. Не привязывайтесь к мыслям, погрузитесь в ощущения… Тогда оживет и ваше сердце.

Ошо

…и проснулась.

Внутри – усталость. Напряжение. Тревога.

Серые краски смешивались с красными, белыми, чёрными, синими – так времена года сменяли друг друга, в конце концов превращаясь в одну привычную рутину и обрекая себя верную гибель. Но когда она будет? Никто не знал. Возможно, уже очень скоро…

Так холодно. Так тяжело. Так грустно.

Не разлепляя век, я укуталась посильнее в толстое одеяло, ощущая себя заболевшим ребёнком в морозный зимний день. В такие моменты всегда хотелось находиться дома как можно дольше, смотреть на метели из окна, оставаясь в тёплой квартире и попивая горячий чай. Что-то во всём этом всегда было уютное, доброе, безопасное. О тебе позаботятся, ты отдохнёшь, наберёшься крупинок душевного тепла и светлячков радости, а затем уверенно встанешь на ноги и продолжишь жить с новой силой. А пока – пауза. Время, когда можно было стать сгустком лени, веселья и отдыха. Время, когда можно было сделать глубокий вдох и выдох, наполнить себя энергией после всех её затрат. Ведь люди как машины – они не вечные двигатели, чтобы только учиться, работать и трудиться. В какой-то момент у всех бывают поломки, паузы жизни, когда ты выпадал из круговорота событий и мог наконец-то побыть один. Но не в одиночестве.

Под эти мысли я зажмурилась от некого удовольствия и вдохнула запах одеяла – такой непривычный, старый, мятный, точно на него слишком часто проливали чай с мятой или другими вкусами. Да и на ощупь ткань казалась незнакомой. Что-то было не так… а у себя ли дома я вообще оказалась?

Резко распахнув глаза, я с ужасом вынырнула из-под одеяла, но почти сразу же успокоилась, когда увидела Филис – если она рядом, значит, всё хорошо. Громко слушая музыку в голубых наушниках, она что-то рисовала в потрёпанном толстом альбоме, из которого торчали в разные стороны вложенные рисунки с гуашными красками. Как и сегодня утром, подруга что-то тщательно вырисовывала на листе бумаги, до этого предварительно убрав светло-русые кудри разноцветными заколками, качала головой в такт своей музыки и казалась полностью погружённой в своё творчество.

Такой спокойной, тихой и задумчивой Филис была сейчас – само воплощение умиротворения и доброты. Сама… красота. Рисующей она всегда казалась мне ещё красивее: в такие моменты можно было заметить ещё какие-нибудь детали её внешности. Её ногти были немного криво, но старательно накрашены радужными цветами; одна проколотая мочка уха напоминала мне о том, что у меня самой не хватало одной мочки; длинные ресницы слегка дрожали, когда девушка переводила взгляд фиолетовых глазах с одного угла рисунка на другой; фенечки и браслеты томно вздыхали при каждом движении руки, как и с каким-то символами несколько кулонов, что лежали на её полосатой тонкой футболке; загорелые ноги, торчащие из-под шорт, с трудом умещались на небольшом потёртом диванчике. И эта была не единственная вещь, которая выглядела довольно старой: такой же стоял шкаф в углу, такие же были белые облезлые обои, и такой же подоконник, на котором стояло несколько явно дорогих икон. И от этого напряжения стало ещё больше.

– Прости, я снова следила за тобой.

Заметив, что я проснулась, Филис вынула из ушей наушники и выключила музыку на телефоне с разбитым экраном. Собственно, у меня тоже телефон был далеко не целый.

– Так это ты спасла меня?

В голову нахлынули воспоминания о жутком месте под названием Закулисье – страшно, пугающе, странно, но так знакомо. Перед глазами встал образ Адлера – в грудной клетке тут же отозвалось чем-то неприятным, будто там оказалось слишком мало места для… двоих. Я понимала, что это ненормально, когда в голове возникали голоса, появлялись призраки из-за галлюцинаций, а во снах снились настолько реальные и страшные места, как Закулисье. Понимала, но не знала, почему и как это происходило. Может, всё это было просто побочным эффектом «сыворотки равнодушия»? Хотелось бы в этом верить, но…

Слишком много вопросов. Слишком много знакомого. Слишком много тайн.

Слишком…

– Да. Зачем ты полезла на лёд? – Филис склонила голову на бок, точно так она могла узнать, что творилось в моей голове.

Умереть и больше никогда не видеть этот чёртов мир. Разве не здорово?

– Не знаю, задумалась, – сжав одеяло, я попыталась ответить как можно спокойнее, чтобы не выдавать своей тревоги. – Мы в твоей квартире?

– Нет, блин, в моей голове, – хихикнула подруга. – Мне помогли донести тебя до своего дома, а дальше я тебя переодела и уложила в гору тёплых одеял, чтобы ты не заболела.

Смутившись, я с удивлением обнаружила, что и вправду лежала под несколькими одеялами в окружении трёх белых подушек и была одета в чужую одежду: от шерстяного вязаного свитера доносился запах дерева и старой кожи, а от спортивных штанов пахло мылом и смолой. Но где-то там, в тёмной глубине под одеялом, мне показались чьи-то выпученные глаза…

– Спасибо, – резко посмотрев на Филис, нервно улыбнулась я. – А моя одежда…

– Сушится, – она махнула рукой в сторону батареи, где и вправду висел мой свитер с джинсами и футболкой.