— Скажите, вы его сильно любите?

— Любила когда-то.

— Ну а теперь?

— Теперь… теперь мы выгодны друг другу.

— Однако ведь вы — беременны от него.

— А вам что за дело?

— Дело вы увидите после. Верно уж есть дело, коли спрашиваю.

— Ну, положим, хоть и так! Печальный случай, и только.

— А как давно вы беременны?

— В самом начале… Да откуда вы это знаете! — с нетерпеливой досадой подернув бровями, промолвила баронесса.

— Ваш же Владислав поспешил сообщить отрадную новость, — усмехнулся Каллаш. — Он очень досадует, да оно и понятно, потому — в самом деле — для наших компанейских операций ваше критическое положение не совсем-то удобно. Придется ведь вам уехать месяца через два, а тут, как нарочно, в это время самые горячие дела подоспеют. И ведь это как хотите, а в некотором роде скандал, беременность-то ваша!

— То есть как скандал?

— Как? Очень просто! По пословице — шила в мешке не утаишь. Ведь Карозич слывет в обществе под именем вашего родного брата. А как вы полагаете, кого станут называть вашим любовником? Ведь уж и теперь кое-где смутно поговаривают, что это — сомнительный братец, а когда будущий фрукт окажется налицо, тогда вам придется только кланяться и благодарить за поздравления, тогда никого не разуверишь.

Баронесса задумалась.

— Нечего делать, придется уехать, — проговорила она как бы сама с собою.

— Отъезд ваш испортит дела компании, — возразил Каллаш.

— Да… Ну, что ж с этим делать?

— Что делать? Извлечь посильную выгоду из своего критического положения.

— То есть как же это? Я не понимаю…

— Очень просто. Ведь у будущего ребенка должен быть какой-нибудь отец, а старик Шадурский до сих пор продолжает безнадежно таять перед вами. Что вам стоит уверить старого самолюбивого дурака в чем бы то ни было, в чем вы только пожелаете? Вам оно будет так же легко, как мне пустить дым из этой сигары. Ребенка заставим усыновить и дать ему княжеское имя. Представьте, ваш сын вдруг — князь Шадурский!.. Ха-ха-ха!.. Не правда ли, звучно? А денег-то, денег-то сколько! Можно будет устроить так, что старый дурень все состояние свое запишет на вас да на ребенка.

— Вы опять говорите вздор, — перебила баронесса. — Во-первых, княгиня Шадурская еще здравствует на свете, а во-вторых, ни она, ни ее сын никогда не позволят усыновить постороннего ребенка…

— Что касается до сына, — перебил в свою очередь граф, — то в этом положитесь на меня: я уж его обработаю так, что не пикнет. А что касается до матушки, то ее сиятельство может весьма легко и скончаться.

— Ну, она, кажется, еще не думает кончаться.

— Тем хуже для нее, потому что, по Писанию, «не ведаете ни дня, ни часу». Не думает, но может. Хотите пари?

— Полноте, граф, мне некогда шутить! Я к вам заехала за делом.

— Да и я не шучу, а говорю наисерьезнейшим образом! Обоих Шадурских надобно обработать — ну и обработаем! Сынка предоставьте мне, а сами берите батюшку. Дележка выйдет полюбовная и безобидная. А насчет будущего усыновления, поверьте, я возьмусь обделать…

— В расчете на будущую смерть княгини? — с улыбкой шутливой недоверчивости легко отнеслась к его словам баронесса.

— Именно, в этом самом расчете, — серьезно подтвердил Каллаш.

— Все это прекрасно, — продолжала она с прежней легкостью, — но вы, мой милый граф, забыли одно маленькое обстоятельство.

— Какое это?

— А то именно, что в жизни и смерти, говорят, будто один только Бог волен.

— Да, что касается до жизни, я с вами не спорю, но в смерти кроме Бога бывает иногда волен и доктор Катцель. Неужели вы забыли общего приятеля?

Баронесса посмотрела на него долго, пристально и очень серьезно.

— Нда… это, пожалуй, похоже на дело… — медленно проговорила она, не спуская с него взора. — Но все-таки я в этом не вижу еще мести князю Шадурскому, — продолжала она с чуть заметной хитростью, помолчав с минуту, — а ведь вы, кажется, намеревались помогать в мщении княжне Чечевинской?

— О, что касается до этого, то вы уже не беспокойтесь! — легко и небрежно махнул рукою граф Каллаш. — Она свое еще успеет взять! Вы, например, моя милая баронесса, поможете ей в этом мщении хотя бы тем, что оберете как липку Шадурского, а уж тогда настанет и ее очередь! Там уж пойдет ее личное дело, и до нас с вами оно не касается. А проект ведь хороший и обещает большую выгоду! Не правда ли?

— Согласна! — с довольной улыбкой кивнула головой Наташа.

— И действовать тоже согласны? — многозначительно и пытливо прищурился на нее Чечевинский.

— И действовать согласна!

— Ну и прекрасно! Так по рукам, моя баронесса?

— По рукам, мой граф! А пока — прощайте, да не забудьте: завтрашний вечер у меня игра; будем обрабатывать обоих Шадурских.

Николай Чечевинский многозначительно пожал ей руку, низко поклонился и проводил до передней.

XXVIII

РЫЦАРИ ЗЕЛЕНОГО ПОЛЯ

Знакома ли тебе, мой читатель, драгоценная коллекция шулеров петербургских, которые между собою называются «повелителями капризной фортуны на зеленом поле», в чем легко можно заметить некоторую претензию на восточную изобразительность и цветистость языка? Если ты петербуржец, то нет ничего мудреного, что в свое время пришлось и тебе побывать у них в переделке. Быть может, однако, фортуна оказалась настолько к тебе милостива, что не попустила тебя достичь до очищения и карман твой остался цел, здрав и невредим посреди раскинутых ему сетей. В таком случае ты, вероятно, не однажды слышал имена всех этих Ковровых, Польшевских, Бодлевских, Ружницких, Арлувских, Лицкевичей, Матасевичей, Мазур-Мазуркевичей, Яйцынов, Июльковых, Гундарополо, Вихры-Нарви, Савастиновых, Щедрых, Гребешковых и иных. Боже мой, что за почтенная и разнообразная коллекция! Субъекты, ее составляющие, не всегда бывают знакомы между собою. Но это не мешает какому-нибудь Польшевскому совершенно неожиданно явиться, например, хоть к незнакомому ему Яйцыну и с онику сообщить ему, что проведал-де он, Польшевский, о прибытии в Петербург какого там ни на есть денежного человека — так не угодно ли, мол, вам обработать его вместе со мною? «Вы будете делать, я подставлю, а барыши пополам». И Яйцын охотно протягивает руку согласия незнакомому с ним Польшевскому, и затем обоюдно болванят приезжего.

Разделяются шулера петербургские на несколько компаний, которые по преимуществу подвизаются на поприще разных клубов. Ружницкий с братиею отмежевал себе клуб купеческий. Батманов с Эчканом — английский. Щедрый предпочитает «благорошку», а Яйцына «с кобельками» найдете вы в «молодцовском». Они же ежелетно шатаются и «на минерашках». Каждая