А р и я. Я тебе все сказала. Все.

В и л и с. Но я тебе…

А р и я. Ты мне тоже.

В и л и с. Неужели ты не видишь, что со мной творится?

А р и я. И пожалуйста, не надо опять грозить. Это бесполезно.

В и л и с. Значит, тебе безразлично?

А р и я. Мне надоело, понимаешь ты это или нет? И я устала. И мне безразлично.

В и л и с. Я, вероятно…

А р и я. Мне совершенно безразлично. Безразлично, слышишь ты?

В и л и с. Хорошо, я… Я понимаю. Не думай, что я не понимаю. Хорошо. (Поворачивается и исчезает в соседнем помещении.)

Путь к лестнице для Арии открыт. Однако она не спешит. Тишина…

Медля и раздумывая, Ария поднимается наверх. И неожиданно натыкается на препятствие — тяжелая дверь заперта. Ария испуганно оглядывается.

Она пробует и так и этак, но все напрасно. Когда Юриксон захлопнул дверь, замок автоматически сработал.

Ария садится на верхней ступеньке. В соседнем помещении начинает мяукать кошка. Протяжно, жалобно…

А р и я (тихо). Вили! Не кривляйся, пожалуйста, ладно?

В и л и с (появляясь). Ты еще не ушла?

А р и я. Кто-то запер дверь.

В и л и с. Ну и что? Чудачка. Постучи и позови, пусть…

А р и я. Ты думаешь, что говоришь? (И испуганно смотрит в сторону двери.)

В и л и с. Я?

А р и я. Тише…

— Мяу…

Господи, а мне казалось, это ты мяукаешь.

В и л и с. Я? Ну знаешь, Ария…

А р и я. Не поднимайся!

КАРТИНА ВТОРАЯ

Аудитория на третьем этаже. На двух столах, сдвинутых вместе, работают над своими чертежами  М а р т а  Б у к а  и  К а з и м и р  С в и л а н. За ними склонился над доской  И м а н т  Р о м а н о в с к и й. Еще дальше виден  М и е р в а л д и с  Ш т о к м а н и с.

У л д и с  Э г л и т и с, повернувшись к доске спиной, рисует высящуюся неподалеку за окном башню Домского собора. Золотой петух на верхушке башни освещен сейчас вечерним солнцем.

На площадке перед дверью, от которой вниз в аудиторию ведут три ступеньки, словно на трибуне стоит  А й в а р  Ю р и к с о н. Обеими руками он опирается о перила.

Ю р и к с о н. Романовский, идем на бал!

Р о м а н о в с к и й. Сказано тебе, сегодня вечером мы чертим.

Ю р и к с о н. Да, но ведь не до…

Э г л и т и с. Перестань, Айвар.

Ю р и к с о н. С тобой я не разговариваю, ты женат и у тебя двое детей. Я разговариваю с Имантом Романовским.

Р о м а н о в с к и й. Говори не говори, мне нужно работать. Курсовой проект лежит да еще две контрольных по черчению.

Ю р и к с о н. «Нужно работать»… Так и мхом обрасти недолго. Когда мы с тобой теперь попадем в Ригу на бал? Подумай! Закопаемся на строительстве коровников да свинарников, пройдет лето…

Р о м а н о в с к и й. Я обещал маме во время сессии вести порядочный образ жизни.

Ю р и к с о н. Да куда я тебя приглашаю?

Р о м а н о в с к и й. Ты? На бал в чужом месте, да еще без своих девчонок. Испробовано, будь спокоен. Свидетельство тому буквы «И. Р.», выцарапанные мною на неком подоконнике, а подоконник тот ты можешь увидеть в Резекне{62} в камере предварительного заключения местной милиции… Потом я под влиянием мамы начал новую жизнь.

Ю р и к с о н. С чем тебя от всей души и поздравляю.

Р о м а н о в с к и й. Спасибо, друг. Я вступил в колхозную строительную бригаду и не жалею об этом шаге. Наш небольшой, но сплоченный коллектив работает с энтузиазмом, и половина из нас повышает свою квалификацию, учась заочно.

Ю р и к с о н. Вы слушали радиопередачу из цикла «Для вас, строители». Ладно, пойду один. Мужчины, кто одолжит галстук? Мой для бала в канун Дня Победы слишком помят.

Э г л и т и с. А что, Юриксон, разве ты уже существовал на свете в тот день?

Ю р и к с о н. Если я еще и не был осуществлен, как сказали бы по радио, то, во всяком случае, уже был задуман.

Э г л и т и с. Находился в стадии задания на проектирование, так сказать.

Ш т о к м а н и с. Как только вспомню, что мы тогда, в мае сорок пятого…

Ю р и к с о н (перебивает его). Товарищ Штокманис, если не ошибаюсь, свои воспоминания о капитуляции немецкой армии в Курземе уже изложил нам на политинформации… Я иду в общежитие одеваться. Мужчины, как насчет галстука?

Э г л и т и с. Извинись, тогда получишь.

Ю р и к с о н. Разве я кого обидел? Я извиняюсь, пожалуйста. Это мне не трудно, но в чужом месте одному, как сказал Романовский, действительно немножко как-то… Может, кто передумал? А? Казимир!

К а з и м и р (тихо разговаривавший с Мартой поднимает голову). Ну?

Ю р и к с о н. Пойдем на бал!

К а з и м и р. На какой еще бал?

Ю р и к с о н. Ну здравствуйте…

Входит  Т а л б е р г.

Т а л б е р г. Видали, какие энтузиасты. И долго вы намерены работать?

К а з и м и р. Мы же никому не мешаем.

Т а л б е р г. Кроме меня, никому. Мне под этот праздник выпало ночное дежурство. Сейчас восьмой час, а в десять я вас выставлю, потому что пойду спать.

Р о м а н о в с к и й. Так рано?

Э г л и т и с. Мои дочки около десяти еще продолжают обсуждать передачу «Спокойной ночи, малыши», которую слушали в девять.

Т а л б е р г (спускается вниз в аудиторию и заглядывает в рисунок Эглитиса). Ага, башня Домского собора понравилась… У вас, Эглитис, хорошее чувство пропорции и вы отлично владеете графикой, я по контрольной работе заметил. Из вас может получиться архитектор. Вам самому не кажется?

Э г л и т и с. Сначала пусть строительный техник получится.

Т а л б е р г. Фигурка лива тоже довольно хорошо схвачена.

Ш т о к м а н и с. Скажите, пожалуйста, разве тогда, в средние века, чествовали таким образом ремесленников? Скульптурный портрет на стене большого здания!

Ю р и к с о н. Как наших передовиков.

Р о м а н о в с к и й. Куда там, еще более шикарно. Нашего Казимира Свилана вместе с его Бонифацией выставили в масштабе один к одному на Доске почета в Прейли, но ведь каменная скульптура в Риге несоизмеримо большая честь!

Т а л б е р г. Этот вопрос еще изучается. Некоторые ученые, например, полагают, что столетием раньше этакого лива взяли бы да замуровали живьем в стену, чтоб охранял здание, а тут с той же целью и из того же расчета в стену замуровали его изображение, ясно? Символически, но замуровали.

Э г л и т и с. Жаль, что трудно было рассмотреть выражение лица.

Т а л б е р г. Да, я уже говорил, что для этого нужна лестница или бинокль. Лицо очень своеобразное и живое, вероятно, точное воспроизведение конкретного человека.

Ш т о к м а н и с. Каменщика.

Т а л б е р г. Может, и плотника. Да, вот так он, бессловесный, и смотрит там, а начни он рассказывать, это было бы — не знаю что… Чего только он не видел — и немецких господ, и польских и шведских королей, и русских царей, включая Петра с Екатериной, а главное — ливов и латышей, своими руками построивших не только все те архитектурные памятники, которыми мы гордимся, но и остальные здания в Старой Риге, мы ведь почти ничего не знаем об этих людях.

Ю р и к с о н. И… невозможно узнать?

Т а л б е р г. Кое-какие упоминания в архивах существуют, Юриксон. Можно также сделать кое-какие выводы по старинным фамилиям. В тысяча пятьсот четвертом году в каком-то списке упомянут Мертин Мурниек{63}, позже встречаются Матеас Мурниек, Йорген и Магдале Мурмейстеры