соседству. Но зачем?

Антон не успел толком осмыслить, что это может означать, как услышал то, что впоследствии будет вспоминаться в страшных снах. Раздался судорожный жалобный вой, словно мычание жертвы, доносящийся из утробы хищника.

Они услышали, как зашуршала меловая плита, возвращаемая на место. Вой прекратился. Прошла долгая минута, в течение которой они, не сговариваясь, задержали дыхание, опасаясь выдать себя нечаянным звуком.

Скрипнул ботинок. Шаг за шагом, скрип удалялся.

Они находились в оцепенении, выжидая. Потянулись минуты. Когда ноги и руки затекли так, что лежать в скрюченном положении уже не было сил, Антон решил, что неизвестный наверняка уже убрался из подземного кладбища и пора подумывать о том, чтобы выбраться, как внезапно до их ушей донесся далекий грохот. Кто-то размеренно молотил по стене тяжелым инструментом. Ощущение было такое, словно наверху пробудился ото сна старый ржавый экскаватор, намереваясь расколоть стены и вломиться сюда к ним, в подземелье. По костнице раскатился гул от падающих камней. Антон чувствовал, как прижавшуюся к нему девушку трясет мелкой дрожью.

Грохот продолжался минут десять, пока наконец не наступила тишина.

Несколько минут они просто лежали на дне гробницы, объятые ужасом.

Когда оцепенение спало и он попытался пошевелиться, то выяснилось, что его соседка вцепилась в него, как клещ.

— Извини, это у меня руки затекли, — неловко сказала она.

Она могла и не оправдываться, потому что у него самого мышцы онемели так, что он еле нашел в себе силы выползти из их укрытия, проклиная тех мастеров, которые сработали такие неудобные для проживания гробы. Делают, понимаешь, без малейшей заботы о людях.

Сейчас ему больше всего хотелось немедленно выбраться из проклятой пещеры и как можно скорее добраться до зеркала, чтобы проверить, полностью он поседел или только частично.

Луч фонарика пробежался по пещере, отражаясь от мрачных рядов с домовинами. Пусто. Человек, которого они считали преследователем, исчез. А существовал ли он? Или им встретился какой-то малоизвестный вид коллективной галлюцинации?

Антон растер затекшие суставы, прислушиваясь.

В этой тишине было явственно слышно, что в соседнем саркофаге, расположенном под углом, что-то происходит. Саркофаг вел себя неправильно. Внутри кто-то еле-слышно скребся и мычал.

— Кажется, там кто-то есть, — одними губами прошептала девушка.

* * *

Сдвинув крышку, он увидели на дне саркофага нечто, напоминающее спеленутый кокон. Замотанный в пленку и оклеенный скотчем, человек мычал и дергался. Антон содрал клейкую армированную ленту, которой была обмотана голова несчастного, и тот захрипел, со свистом всасывая воздух щербатым ртом. Антон узнал эти мутные рыбьи глаза, несмотря на то, что сейчас лицо бывшего учителя имело жуткий синюшный оттенок.

Надежда повела себя странно. При виде связанного человека она отпрянула.

— Отец? — еле слышно произнесла она.

Такого поворота событий Антон не ожидал.

Пока девушка хлопотала вокруг связанного, разматывая его кокон, тот только дрожал всем телом, беспомощно переводя взгляд то на Антона, то на дочь, не говоря ни слова. Освободившись, Павел Анатольевич Кожехуба сделал неловкую попытку привстать, но затекшие ноги его не слушались. Он безвольно опустился на землю и зашелся в сухом кашле, сотрясаясь всем телом и прикрывая рот кулаком. Губы его дрожали, а кадык на худой шее неистово дергался вверх-вниз. Когда приступ прекратился, он откинулся к стене и застыл, упершись взглядом в одну точку.

— Вы-то как тут оказались? — не выдержал Антон.

У него вертелось на языке множество вопросов к этому типу.

Человек разлепил губы. Изо рта его вышел звук, напоминающий шипение воздуха из проколотой автомобильной камеры.

— Кажется, у него повреждены дыхательные пути, — Надежда опустилась на колени рядом с отцом, пытаясь его осмотреть. — Ему стянули горло так, что он мог задохнуться… Какой подонок мог это сделать?

Ответ был известен. Его привел сюда тот, кто выстрелил в них тогда, на лесной тропе. Теперь все стало ясно. Незнакомец медленно и тяжело передвигался, потому что он был не один. Он тащил с собой связанного пленника. Но к чему похищать пожилого, явно больного человека? Не говоря уже о том, чтобы связывать и запихивать его в саркофаг?

Тяжело дыша, Пылесос принялся шарить костистой рукой перед собой. Подобрав с пола несколько стеблей, он сделал странную вещь. Забросив листья в рот, он принялся их размеренно жевать. При этом на лице его не отразилось никаких эмоций, словно есть ботву было самым обычным делом. Антон с изумлением смотрел, как он работает челюстями.

— Что это он такое делает?! Эти листья съедобные?

— Частично… — нахмурилась Надежда. — Вообще-то белокровицу нельзя есть. Она слишком токсична для человека. Деревенские настаивают на листьях самогон, и говорят, жуткая дурь получается, — она сморщила нос. — Но в небольших количествах есть можно… Это как яд, который полезен только в малых дозах.

Антон вспомнил множество мешков с белокровицей, разложенных по стеллажам в подземной камере. Как там пишется на аптечных препаратах — держать в темном и прохладном месте? Трудно найти более удобное, бесплатное, и главное, безопасное место для многолетнего хранения токсичных веществ, чем заброшенные пещеры. Попробуй потом докажи, кому все эти мешки принадлежат.

Он поднял с пола несколько листочков и закинул в рот. По жесткости белокровица напоминала щавель, а вкус показался ему непривычным, но и явного отвращения он не почувствовал. Не так уж и плохо, в самом деле. Отдает ванилью с сильным трявяным привкусом. Этим, конечно, трудно насытиться, но притушить голод можно.

— Значит, это нечто вроде лекарственного растения?

Она пожала плечами.

— Бабки говорят — от белокровицы кровь белее и жизнь длиннее. Профессор Чурилов писал, что в листьях содержатся летучие соединения, которые положительно действуют на центральную нервную систему. У него есть статья на эту тему…

Пока они говорили, бывший учитель не переставал наблюдать за ними, сидя на корточках у одного из саркофагов. Челюсти его беспрестанно шевелились, а из под тяжелых век за Антоном исподтишка следил мутный глаз.

Антону этот взгляд не понравился и желание покинуть этот мрачный мир проснулось в нем с новой силой.

— Думаю, пора отсюда валить, — высказался он. — И чем быстрее, тем лучше.

В равнодушном взгляде человека появилось нечто осмысленное. Антону показалось, что по лицу его пробежала ухмылка.

Надежда странно на него посмотрела.

— Не хотела говорить, но у меня плохое предчувствие. Боюсь, что назад дороги нет.

* * *

Вокруг шнурника и под ним валялось множество обломков мела разной величины. Антон направил луч фонарика в тоннель и похолодел.

Проход был плотно забит валунами мела.

— Что это значит? — пробормотал он.

Надежда беспомощно привалилась к стене.

— Ты помнишь тот грохот, когда мы прятались в саркофаге? Мне кажется, кто-то