да с тяжеленным, неподъемным щитом на сгибе руки, опустить который означает верную смерть. Невозможно даже остановиться, чтобы перевести дух: строй при этом неминуемо сломается, и добро еще, коль такая заминка кончится твоей лишь смертью. Вокруг тебя соратники, которые так же, как и ты упираются из последних сил, рвут сухожилия, напрягая для каждого шага последние силы. Склон высок, и становится только круче, взбираться по нему труднее и труднее. Но каждый знает, что от него зависит жизнь идущих с ним плечом к плечу людей, а потому стискивает зубы, и, с невозможно вздутыми жилами на лбу и шее, делает следующий шаг. И еще. И снова. А вокруг шепчет свою тихую, свистящую песнь оперенная смерть. И когда рядом с тобой вдруг с хрипом начинает заваливаться тот, с кем ты побывал не в одной сече, пережив ее так же, как и сейчас, плечом к плечу, тебе ничего больше не остается, как сомкнуть щиты с другим воем, что стоял за ним — и продолжать двигаться вперед.

Но уж по крайней мере, такую войну можно было б назвать куда более честной, чем ту, к которой привык он. Где сотню человек может разметать в фарш один снаряд, прилетивший хрен пойми откуда.

Даже если учесть, что когда пешая рать, упрямо прущая вверх по холму, почти вплотную подобралась к частоколу, в стену червленых щитов полетели уже не только стрелы, но и копья с топорами.

Именно в этот момент Молчан кивнул стоящему на полкорпуса позади него Перстню. Белозерец без лишних слов развернулся, сунул два пальца в рот и пронзительно, по-разбойничьи свистнул.

Никодим от неожиданности моргнул, а затем уставился на огненные сполохи, расчертившие низкое темное небо над лесной прогалиной. Они неумолимо и даже словно бы нехотя, с каким-то царственным безразличием плыли по воздуху в сторону крепости. В ноздри шибанул запах горящей пакли.

— А сейчас — пошли! — гаркнул киевский боярин так оглушительно, что Перстню свистеть больше не понадобилось. — Пошли, пошли, пошли, пошли!!!

Из леса напротив крепостных ворот, метрах в двухстах от того места, где следили за ратью бояре, выметнулся второй отряд пеших ратников. Здесь склоны холмов были куда более пологими, а потому этой волне атакующих не нужно было бесконечно спускаться с одного выгнувшегося взгорка, карабкаться под градом стрел на другой и, наконец, лезть на крепостные стены.

Впрочем, совсем скоро стало ясно, что они этого делать и не собирались…

Горящие стрелы накрыли заставу шипящим дождём. Причем, именно с одной стороны — с той, где негостеприимным запертым зевом обрубили взобравшуюся на холм дорогу крепостные ворота.

Занялось там сразу же.

Никодим прекрасно знал — местные умели возводить деревянные укрепления. Причем так, что стены становились по-настоящему неприступными, и огонь вгрызться в них мог далеко не всегда.

Но не на сей раз. То ли плотники чего-то не доделали, то ли тушить внезапно вскинувшееся в ночи пламя оказалось некому, но полыхнуло оно споро, весело и ярко. А горящие стрелы все продолжали и продолжали падать на прясла, стрельни, остроконечные конусы крыш, вгрызаться в стены и перекрытия внутренних построек.

На стенах возникло замешательство. Ночь разорвали десятки криков — от хриплых команд до диких воплей боли. Даже подошедший, наконец, вплотную к частоколу первый штурмовой отряд получил передышку. Тут же, словно идущие на приступ только того и ожидали, стена щитов пришла в движение, и из глубины строя — как только умудрились дотащить! — потянулись вверх длинные жердины лестниц. Пока оборонявшиеся метались по сходням да переходам, гости уже успели вскарабкаться по ступеням до прясел. Первые из них даже перебрались на стены, где тут же зазвенела сталь и завязалась возня сечи.

Тем временем второй отряд замедлил ход, остановился, воины дружно забросили щиты за плечи и потянули из колчанов луки. Выметнувшиеся навстречу им стрелы посланы были впопыхах и не прицельно — на стенах сейчас больше думали о том, как сбить пламя. Да и тех немногих стрелков, что продолжали бдительно следить за ставшим враждебным нынешней ночью лесом, несмотря ни на какие пожары, удалось быстро загнать под защиту укреплений посланным в ответ роем стрел. После третьего залпа стало ясно, кого с таким тщанием прикрывали лучники: из укрытия ночной чащи выдвинулось массивное стенобитное орудие. Толкавшие его гридни от стрел осаждаемых были защищены исполинскими щитами, сколоченными за несколько часов до штурма. За массивной громадиной угадывались двигавшиеся плотным строем, чтобы хоть частично находиться под ее защитой, пешие латники.

Казалось, удача в битве, начавшейся для штурмующих не особенно здорово и обещавшей захлебнуться в их же крови, склонилась на их сторону. На стене уже вовсю кипела резня. Хотя не особенно было ясно, кто там берет верх, однако лестницы продолжали стоять, уперевшись в верхушку частокола, а по ступеням вверх продолжали карабкаться вои, исчезая за крепостными укреплениями. Со стороны ворот небольшая пограничная крепостица полыхала, осыпаемая огненной радугой стрел, и, судя по тому, насколько неумолимо приближалась к запертым створкам скрипящая машина, недолго им оставалось висеть на петлях.

И именно в этот момент случилось то, чего атакующие никак не ожидали. Ворота, протяжно заскрипев на весь лес, вдруг начали медленно и с какой-то неспешной неотвратимостью раскрываться. По рядам штурмующих прокатилась волна растерянности. Лучники, не дававшие высунуться стрелкам на пряслах, принялись слать стрелы вразнобой. Одни продолжали держать на прицеле крепостные бойницы, другие на всякий случай перевели железные клювы в сторону новой опасности.

Она не заставила себя ждать. Из недр заставы, накрыв на какой-то миг грохот битвы, разнёсся низкий рев боевого рога. Следом за ним слуха достиг тяжелый топот, а затем из темного зева ворот плотным строем вырвалась конница. Насколько она многочисленна, сказать было нельзя, пока весь отряд не выметнулся из-под укрытия крепостных стен. Но одно было очевидно: расстояние между ней и киевскими стрелками очень мало. Лучникам оставалось либо дать залп в упор, либо рассыпаться.

Что выкрикивал в этот момент Молчан Ратиборыч, Никодим, признаться разобрать не мог. Вернее, он слышал растерянные вопли боярина, но совершенно не вникал в их смысл. Который, наверное, и не был нужен. Все стало ясно и так — конные латники оказались совсем близко от места их нахождения. Вслед за пехотой они неминуемо должны были смять и втоптать в пыль именно их: всю руководящую операцией «ставку».

И тут Никодим, чертыхнувшись, увидел свой балласт. Аналитик Яков, судя по всему, хотел старался держаться как можно дальше