— Тайна — то, что должно оставаться глубоко в земле, — однорукий оратор был филологом по образованию что ли? Начинал каждую свою мысль очень издалека. И максимально иносказательно. — Мы это понимаем ничуть не хуже тех, кто приходит к нам… извне. И полностью разделяем такие опасения. Поэтому не нужно считать нас идиотами только потому, что живём в другой действительности. Нам известно о многих тайниках, что оставили для себя — или после себя — ваши современники. Хотелось бы, конечно, надеяться, что об их существовании просто позабыли. Но если нет? Если они были оставлены тут, то с какой-то целью? Чтобы не мучаться такими вопросами, князь велел их закопать. Надёжно, чтобы уж точно к ним было не подобраться. Но один, что сыскали в каменном распадке недалеко от Белоозера, с землёй было никак не сравнять. По крайней мере так, чтобы и следа его не осталось. Его завалили камнями, присыпали, схоронили. Но… всё же не так надёжно, как прочие. Потому решили приставить к нему стражу. Так уж вышло, — вроде как смущённо кашлянул он, — следить за тем местом выпало и мне тоже.

Он замолчал, искоса глянув на боярина с князем. Те постарались сделать вид, что не обратили внимания на последние слова.

— А нынешней весною выяснилось, что сей схрон вскрыт и разграблен. Более того — сделали это те, кто точно знал, что там хранится. Потому что ватага, науськаная ими, решила опробовать содержимое тайника на очень кстати подвернувшихся пленниках. В числе которых оказался я с твоим младшим подопечным. Не веришь — спроси его.

— А с чего бы мне верить незнакомому человеку?

— Позубоскаль тут, — свирепо выдохнул тучный боярин. — Княже, отдай его мне. Я из этой ромейской собаки живо вытяну, что надобно.

— Жизнь, например?

Взгляд, которым Хром одарил Молчана, вряд ли можно было бы принять за дружественный.

— Ты что мне сказать пытаешься, пёс?! — мигом взвился толстяк.

— Молчан, ты, видимо, желаешь, чтобы ваши колья с этим

черноризцем рядом поставили? — напомнил о себе Святослав. — Дабы на них уж смогли вдоволь наобщаться друг с другом. Хром сейчас говорит по моему слову. Не вздумай ещё раз перебить.

— А сказать я пытаюсь вот что, — продолжил хмуро двигающий бровями и ровно так же меряющий шагами закуток для ратных занятий инвалид. — Три человека знали о том схроне. Равно как и о том, что именно я за ним слежу. Я сам, князь и твой брат.

— Что ж с того?

— Кто-то, а скорее всего тот, кто и разграбил тайник, послал несколько татей по мою голову. Видно, чтобы убрать единственного человека, который находился в тех краях и о месте том ведал. И мог о пропаже донести Светлому. Так вот сам мне скажи: кто ещё, как не Клин, мог это сделать? Я сам к себе убийц подослал? Или, может, князь? Он, кстати, вот, здесь стоит, спроси у него.

— Вы что же, лично схрон этот закапывали? Втроём? Поди холопишки разболтали кому.

— Никто, кроме нас троих, не знал, что там внутри. Что им было болтать-то?

— И что же там такое было?

— А вот он пусть скажет, — кивнул Хром на Якова. Когда все взоры обратились к нему, «ответственный аналитик» ссутулился ещё больше. И сказал то, чего Никодим услышать никак не ожидал:

— Газ.

— Что? — сморщил брюкву, которую он называл своей рожей, Молчан. — Газ? Это ещё как понимать? Какой ещё нахрен «газ»?

— Не знаю, — судя по тому, что смотрел при этом «монашек» не на боярина, а на своего куратора, ответ он старался держать именно перед ним. — В этом я не специалист. Видимо, какая-то старая военная разработка, раз уж нас решили им отравить.

— И как же вам удалось выжить? — недоверчиво прищурился Никодим.

— Благодаря ему, — кивнул Яшка на Хрома.

— А точнее благодаря этому, — однорукий подошёл к пленнику и кинул ему на колени не особенно аккуратно свёрнутую полосу ткани. Несло от неё кисло и отнюдь не апельсинами. — Эластичный бинт. Обработанный специальным химическим раствором, который при вдохе этот газ, видимо, не пропускает. Нашёл его, когда пробрался в разворованный схрон. Видно, те, кто делал тайник, оставили на всякий случай. А те, кто растаскивал, не знали, что это, и не обратили внимания. Но так или иначе, лаборатории у меня под рукой нет, поэтому точнее ничего сказать не могу. Может, кстати, у вас где таковая имеется? Руководитель экспедиции по идее должен быть проинструктирован о подобных вещах. Ваш аналитик, например, ничего не знает.

Никодим пялился на однорукого во все глаза. И не совсем понятно было, что его смущает в этом человеке больше: то, что он знает целую прорву слов и терминов, которых знать просто по определению не может, или то, что было ещё хуже и непонятнее — похоже, он был в курсе значения всех этих словосочетаний.

По всему выходило, что их тайная миссия на поверку оказалась не такой уж и тайной, как он мнил?

Как мнили все, кто их сюда забросил.

— Теперь-то ты готов говорить? — князь стоял, скрестив руки на груди, и глядел на Никодима.

— Я так погляжу, вы тут и без меня во всём разбираетесь. Что я такого могу сказать?

— Например, какого лешего вы забыли в моём княжестве? Чем тут занимались? Терпел я вашу воронью стаю под своей крышей только потому, что матушка очень уж просила. Думаете, я глух, и не ведаю, что вслед за собой да своей свитой княгиня восхотела обратить в новую веру и моего сына? Знаю. Но до сих пор смотрел на делишки ваши сквозь пальцы: всё равно после обряда опоясывания заберу сына к себе и выбью всю эту дурь. Ждать не долго осталось. Но в свете последних справ глянуть на вас мне пришлось по-другому.

— Чем мы занимались? — хмыкнул Никодим. — Я — пил. Вон, у этого вашего осведомителя спросите. Он подтвердит. С удовольствием даже, я думаю. Он, гляжу, вообще на контакт с охотой идёт.

— А что мне оставалось делать?! — вдруг взвизгнул Яшка-монашка. — Единственный мой здесь союзник кинул меня на ножи и скрылся. Это ещё мне повезло, что я оказался в одной яме со… знающим ситуацию человеком.

— Вот тот-то и оно, — Никодим спокойно остудил пылающий взгляд аналитика. — Не много ли совпадений? Тебе самому-то, аналитик, это не показалось странным?

Князь хмуро хмыкнул, заложив руки за спину.

— Добро. Если ты не хочешь говорить сам, так и быть, начну за тебя. У вас ведь