агентов госбезопасности практически не вмешивалась в жизнь людей. Однако в действительности имело место прямо противоположное. За властями всегда стояли органы общественной безопасности, которые работали по методам, во многом напоминавшим КГБ в СССР и Штази в ГДР.

Начиная с 1949 г. министерство общественной безопасности КНР сформировало иерархию региональных и местных бюро, прообразом которой послужил КГБ СССР. Его офицеры и агенты были тайно сконцентрированы в городах и пограничных районах, где проживали неханьские народы. Против иностранных агентов проводились контрразведывательные операции, при любых проявлениях политического инакомыслия за инакомыслящими организовывалась слежка, обеспечивалась защита от саботажа ключевых позиций экономической инфраструктуры [Schoenhals 2013: 17–26, 30–46][74]. Для реализации всего этого министерство и его региональные бюро тайно внедряли своих офицеров (штатных профессионалов на окладе) и агентов-осведомителей (гражданских лиц) в правительственные структуры, университеты, на фабрики и в иные организации. В 1950-х гг. министерство требовало, чтобы около трети сотрудников в отделах кадров при университетах составляли офицеры госбезопасности. Эти люди расширяли сети агентов и собирали отдельные, помимо обычных личных дел отделов кадров, досье, отслеживая политические симпатии профессоров и студентов [Ibid.: 63–64]. Сотрудники со схожими полномочиями работали на фабриках, в банках, больницах и иных городских организациях. Только в национальной железнодорожной системе сотрудники органов безопасности составляли к середине 1950-х гг. сеть агентов в количестве десяти тысяч человек [Ibid.: 5].

Министерство привлекало к работе агентов-осведомителей трех категорий. Первая категория – «агенты тайного следствия» – занималась слежкой за общественными местами, в которых потенциально могла планироваться подрывная деятельность. Такие агенты докладывали о результатах своих наблюдений за школами, фабриками, гостиницами, ресторанами, кинотеатрами и в особенности связанными с иностранными элементами организациями. Вторая категория – «следователи по делам» – внедрялась в рамках долгосрочных следственных действий в группы и организации, в особенности в церкви и организации, имеющие связи за рубежом. Третья группа – «защитники ключевых активов» – размещалась на стратегических объектах и фабриках или вблизи от них, в том числе в железнодорожной системе, на крупных производственных предприятиях, в почтовой и телекоммуникационной сетях и на предприятиях, связанных с программами разработки и изготовления вооружения. Такие агенты должны были содействовать следователям в защите от саботажа и утечек служебной информации [Ibid.: 58–82].

Агентов рекрутировали из всех слоев населения. На политических активистов и членов партии можно было положиться в исполнении возложенных на них заданий, однако у людей, которые оказывались под следствием, не было оснований делиться с ними своими политическими убеждениями. Прямо противоположная проблема возникала с «вредными элементами» или «вредителями», которых рекрутировали как раз по причине свободы их доступа в группы лиц, находившихся под подозрением. За сотрудничество с органами госбезопасности и доносы на своих товарищей им обещали освобождение от тюремного наказания. Отдельным лицам, вызвавшим внимание органов в кампании 1950-х гг. по ликвидации контрреволюционеров, в обмен на информацию о других людях предлагали неприкосновенность [Ibid.: 93]. Третью категорию агентов составляли люди, которые не были ни лояльными политическими активистами, ни лицами с вызывающими сомнения политическими предпочтениями, но оказались теми, кого удавалось уговорить следить за тем, что происходило в их конторах, храмах, зарубежных торговых организациях и банках[75]. Рекрутирование обеспечивалось самыми различными средствами, от шантажа и призывов к патриотизму и политической лояльности до более тонких сочетаний предполагаемых наград и угроз[76]. Система слежки могла оставаться эффективной, только если она оставалась тайной. Министерство применяло сложные процедуры по поддержанию системы засекреченной связи между агентами и офицерами на постоянных конспиративных квартирах или временно используемых локациях, а также через шифрованные сообщения и кодированные телефонные разговоры [Ibid.: 170–204]. Система слежки основывалась в первую очередь на разведданных, речевых коммуникациях и письменных материалах. Уже по завершении эпохи Мао органы общественной безопасности Китая выработают более широкомасштабные и технологически продвинутые средства надзора.

Привлечение в партию новых членов

Членство в партии становится важным каналом для личного продвижения и социальной мобильности в любом обществе, где партийная организация отбирает на руководящие посты людей из национальной иерархии. В ситуации, когда в партию входят только 17 % совершеннолетних горожан и менее 6 % совершеннолетних сельских жителей, становится очевидно, что членство в ней доступно далеко не всем. Вступавшие в КПК после победы коммунистов обычно должны были продемонстрировать последовательную политическую активность, а также приверженность партийной политике и своим руководителям рабочих ячеек. Такие люди вступали в Коммунистический союз молодежи Китая в школе или на месте работы, зачастую достигая руководящих постов еще до вступления в партию. Они первыми приходили на работу и задерживались допоздна, первыми брали слово на собраниях, где обсуждалась партийная политика, и первыми выражали поддержку курса КПК. Они фиксировали слова и действия своих коллег, если от партийной организации поступало соответствующее требование. Они порицали других за вменяемые им политические ошибки, если это требовалось сделать при реализации какой-либо кампании. Доказав на деле свою активность и лояльность, такие люди выдвигали себя (самостоятельно или в ответ на приглашение членов партийной ячейки) в качестве кандидатов в члены партии. После проверки дела этого человека, в частности, на предмет его семейного происхождения, успешного претендента делали таким кандидатом и отдавали на попечение конкретного наставника, которому поручалось дело «развития» неофита. После некоторого времени внимательного наблюдения за кандидатом в члены партии человеку предлагалось полноправное членство в КПК [Lewis 1963: 106–107].

У человека было больше шансов вступить в партию в молодые годы. Данные исследований биографий людей свидетельствуют, что после 1949 г. максимальная вероятность стать членом партии имелась в возрасте 22–23 лет. Дальнейшие шансы вступить в КПК резко сокращались с увеличением возраста[77]. Если человек не вступал в партию до 35 лет, то он, скорее всего, уже никогда не становился ее членом. Для лиц, занимавшихся физическим трудом, членство в партии было основным способом продвижения по службе с низовых постов в полях и на производстве. После окончания школы и получения первой работы самым важным фактором повышения шансов на успешную карьеру было обеспечение себе членства в партии. Таким образом, решения, принятые в самом начале карьеры человека, задавали степень активности его участия в партийных мероприятиях для дальнейшего продвижения по службе[78].

Что мы можем сказать о тех людях, которых партия рекрутировала в этот период? Ясную картину можно составить на основе обзоров их биографий, которые позволяют нам оценить шансы на вступление человека в КПК в зависимости от определенных характеристик[79]. Во-первых, при прочих равных обстоятельствах вероятность вступления в партию у мужчин была в два раза выше, чем у женщин. Возможно, это было связано с традиционной для партийных организаций, в которых превалировали мужчины, дискриминацией