количеством дверей не было. Вероятно, ее добавили позже. А раз так, то, возможно, я была права насчет потайных ходов. Может, за одной из этих стеклянных дверей как раз и скрывалась еще одна комната или проход.

Наугад я открыла одну: там оказалась вращающаяся вешалка с кучей едва помещающихся платьев. Длинных, коротких, средних… вешалки и платья занимали все пространство. Закрыв эту дверь, я открыла следующую. На еще одной вращающейся вешалке так же плотно висели пиджаки и блузки.

Перейдя к дверям напротив, я выбрала следующую.

Туфли. Сотни пар на разных ярусах крутящихся подставок: на тонких высоких шпильках, без каблуков, босоножки, ботинки… Все педантично расставлены и выравнены по парам. Я слегка подтолкнула одну подставку, ослепленная разнообразием роскошной обуви, и та закрутилась. Но вдруг я кое-что заметила. Стоп. Одна из туфель стояла неправильно, задом наперед и съехав набок. Я сняла ее с подставки.

Нежно-розовые лодочки из тонкой кожи на высоком прозрачном каблуке. Очень большого размера и узкие. Я знала, что у Беатрис были необычные ноги, но это граничило с уродством. Я перевернула туфлю в поисках размера, и тут из нее что-то выпало.

Пошарив рукой по толстому ковру, я нащупала маленький камешек. Бледно-желтый, овальной формы, в какой-то засохшей желтой грязи. Я протерла его.

Не камушек. Тут были какие-то отметки. Едва различимые цифры: 200.

И вдруг перед глазами отчетливо всплыло воспоминание о маме. Ее ужасные последние дни жизни, когда она превратилась практически в скелет и уже ничего не могла проглотить, ни воду, ни таблетки…

– Что вы делаете?

При звуке голоса за спиной я резко обернулась, уронив таблетку обратно на ковер.

В арочном проеме стоял Эван и холодно смотрел на меня. По его лицу, скрытому в темноте, ничего невозможно было прочитать. Я открыла рот, но не могла произнести ни звука. Только сердце стучало как сумасшедшее.

Подойдя ко мне, он забрал туфлю, бесстрастно осмотрел и покрутил.

– У моей жены были необычные ноги, – ровным тоном заметил он, вообще без каких-либо эмоций. – Из-за этого ей сложно было участвовать в показах. Приходилось втискиваться в дизайнерские размеры. К концу Недели моды ноги у нее были все в синяках, до черноты, до крови. Боль была невыносимой. Собственные туфли ей делали на заказ в Милане и Париже.

Я все еще не могла вымолвить ни слова. Эти глаза напоминали черный лед.

– Что вы тут искали?

– Ничего, – выдавила я. – Простите. Мне не следовало влезать…

– Да, – согласился он. – Не следовало.

Я торопливо прошла мимо него через спальню обратно в коридор, а по ступенькам и на улицу спускалась еще быстрее. Дура, дура! Не сбавляя хода, я шла по дорожке прочь от особняка, сердце оглушительно стучало, и я все ждала, не раздастся ли сзади шорох лап бегущих овчарок и звук шагов Эвана, по-прежнему с тем же потемневшим лицом и черным ледяным взглядом.

Идиотка, ругала себя я. Что ты рассчитывала найти?

Тайные комнаты? Беатрис или ее скелет там, внутри?

Когда я уже перестану писать истории у себя в голове?

Вот только я же нашла кое-что.

Развернувшись, я поспешила к своему коттеджу, где, отперев дверь, прошла к ноутбуку и открыла браузер.

Клозапин 200

Бледно-желтый, овальной формы.

Атипичное антипсихотическое средство.

Используется для лечения шизофрении, маниакально-депрессивного психоза. Помогает при галлюцинациях, нарушении мышления и эмоциональных расстройствах.

Подавляет суицидальные наклонности и желание причинять боль другим.

Восстанавливает способность функционировать в повседневной жизни.

Побочные эффекты: сонливость, сухость во рту, повышенное слюноотделение, головокружение или обмороки.

Я уставилась на симптомы. Галлюцинации. Суицидальные наклонности.

Взяла телефон. Отис говорил: «Не лезь в его дела». Но он должен знать.

Поколебавшись, я все же набрала номер Эвана. Послышались гудки, сердце так и колотилось как сумасшедшее. Ответит ли он?

– Да?

– Вам нужно кое-что знать, – как можно более ровным тоном сказала я. – В туфле, которую я держала, была спрятана таблетка клозапина. Когда вы меня позвали, я от неожиданности выронила ее на ковер.

Тишина.

– Ваша жена, должно быть, прятала их там – она могла найти способ не принимать лекарство. Возможно, в других туфлях есть еще.

– Ладно, – сказал он.

– Что ж… Это все.

Я повесила трубку.

Беатрис

Торн Блаффс, 17 декабря

После полудня

С того раза в сарае Эмити я резала себя много раз: это помогало забыть обо всем на свете. Но я никогда не оставляла раны кровоточить надолго.

До этого дня. А теперь я сижу на полу душевой, стиснув колени и прижав к себе руку, но кровь никак не останавливается, она течет и течет, скользя по белым плиткам, у сточного отверстия превращаясь в красную детскую вертушку.

– Миссис Беатрис? – стучится в дверь ведьма с косами. – Время обедать. – Я слышу, как в замочной скважине поворачивается ключ.

– Мне нужно побыть одной! – кричу я громко.

– Хорошо, миссис Беатрис. – Аннунциата знает, что из-за яда, которым они меня пичкают, у меня пищевое расстройство. Мне нужно побыть одной.

Смотри, Беатрис, – шепчет Мария. – Кровь остановилась.

Так и есть: на белых плитках только старые красные потеки. Я включаю прохладную воду и отмываю все начисто. Мой тюремщик проверяет воду на наличие яда, никак не на кровь.

Теперь следующая часть плана, Беатрис. Бюстгальтер. Платье.

Выключив воду и не потрудившись даже взять полотенце, я прохожу в гардеробную, захватив с собой пакет из «Нейман Маркус». Открыв дверцу шкафа, где хранятся мои платья, нажимаю на кнопку, и вешалки начинают кружиться передо мной, точно на завершении показа, когда надо последний раз пройти по подиуму. Они кружатся и кружатся, а затем я снова нажимаю на кнопку, завершая показ. Я выбрала платье.

Платье от Кристиана Диора из голубого шелкового шифона с цветами, плавающими по ткани, точно кувшинки в пруду.

Кувшинки. Водяные лилии. Лили – так назвалась девчонка с портрета, когда выбралась из своей рамы.

Я гепард, я рычу и разрываю платье от Кристиана Диора на части зубами, а потом тру этими кусками порез под мышкой, который снова начинает кровоточить. Окровавленная ткань отправляется в тот же пакет.

Потом я подхожу к ящикам, где лежит аккуратно сложенное белье, и выбираю бюстгальтер из шелка цвета слоновой кости. 75B, размер, который я ношу всегда, кроме определенных дней месяца – тогда я ношу 75С.

Но мне больше не нужно ждать этих дней. Во мне не осталось ничего, кроме яда.

Используя все тот же окровавленный нож, я разрезаю шелковую ткань на части и кладу кусочки в тот же пакет.

Потом возвращаюсь