class="p1">— Сочтёшь ли ты меня достойным поинтересоваться, как у тебя подвигается работа? Ты уже соблаговолил продемонстрировать в новом рассказе свои блестящие писательские навыки?

Я попытался противостоять ему, не срываясь на откровенную грубость.

— Да! Да! И ещё раз да! Боже мой, рассказ будет чудесным, мсье Сорье, не беспокойтесь! Вы же знаете, я не дам опозорить ни себя, ни вас!

— Ну, как бы тебе так объяснить… — ехидно сморщившись, проговорил главред. — Мы — обычная газета, когда-то раскритикованная, опозоренная, разбитая в пух и прах. Tour Eiffel не может сейчас похвастаться покровительством буржуев, потому… поспеши с материалом, иначе нам всем не отмыться от позора.

«Н-да, как будто из-за меня одного будет сорван целый выпуск…» — подумал я.

Но вслух ответил вежливо:

— Я всё понимаю! И тем не менее мне потребуется ровно один день на то, чтобы вычитать рассказ. По срокам я вполне успеваю.

— О, конечно, Доминик, но не забудь, пожалуйста, что в понедельник я требую от тебя готовый рассказ.

«Назад дороги нет, и делать нечего, ты же сам пообещал, Рууд. Один день… Всего один день…»

Я думал, Фабьен Сорье уже закончил свой ехидный разговор и сейчас избавит меня от своего присутствия, но нет. Он заговорил о том, из-за чего мне приходилось прятать глаза.

— К слову, Доминик, как поживает твой друг, мсье Хейм?

Голос Фабьена Сорье мгновенно переменился, теперь он прямо-таки сочился любезностью.

— Он до смерти занят, — поспешно произнёс я, — давно мы с ним не виделись, не созванивались. Подумываю устроить ему за это бойкот и прекратить дружбу… Ишь какая важная птица, забыл о существовании старого товарища! Времени на встречу никак не найдёт! А уж тем более на знакомство с неинтересными и ненужными ему людьми!

Я высокомерно засмеялся. Мой шеф нахмурился, его физиономия злобного поросёнка мигом стала постной. Разумеется, Фабьен Сорье игнорировал мою иронию, может, и вовсе не уловил её. Странно, что «эрудированный», как он сам о себе выражался, главред не понял, что над ним издеваются.

Надо сказать, никто в нашей редакции не осмеливался набраться такой рискованной отваги, чтобы поставить на место корыстного, надменного и недалёкого главного редактора. Раньше я держался робко, поскольку был слишком молод: привычно носил маску покорности и нелепо молчал в ответ на издёвки шефа.

Зато теперь я смеялся новым смехом: дерзким, уничтожающим. Даже увольнение не испугало бы меня. Я был уверен, что завоевал главного редактора, закрепил его зависимость от меня надеждой на знакомство с Натаном Хеймом.

— Доминик, мне бы не хотелось дёргать тебя каждый раз, — начал Фабьен Сорье. — Но, если ты встретишься с мсье Хеймом, дай мне знать, не забудь. Я же о тебе не забыл.

Я устремил взгляд на дверь. Как ни странно, Сорье понял намёк и выскользнул из кабинета. За ним последовал и я.

За окном слышался кроткий голос ветра, лениво обдувающего бледные лица прохожих. На улицы спустился сырой туман, а вместе с ним пришла непонятная тоска. Почему-то осенью, в пору дождей и туманов она ощущается особенно остро. Может быть, так мы неосознанно грустим по ушедшему лету?

Вечер пятницы считается самым приятным из всей недели, но я не ощущал себя счастливым и любимым. Ощущение тоскливого одиночества оставалось со мной до воскресенья.

Чувственность Лили притупилась, она была со мной, но как будто без меня. Работа на износ сделала её слепой к любви.

В воскресенье, скитаясь от безделья по Парижу, проезжая узкими романтическими переулками, я вдруг подумал, что Лили периодически куда-то ускользает в пять утра, изображая весьма занятую особу. Раньше я не видел в этом ничего подозрительного. Но слова Мойры Шахор заставили меня сомневаться в любимой женщине. А что, если она обманывает меня, утверждая, что работает на ресепшене в отеле, а сама встречается с мужчинами за деньги?

Мои мысли прервал шорох на заднем сиденье. Я обернулся. Там сидела Мойра Шахор. От испуга я резко затормозил. Машина завизжала. Гречанка даже не шелохнулась, а я… ударился головой о руль.

— Насколько я знаю, вы приглашены в гости?

В её голосе не слышалось ни удивления, ни укора, ни гнева. Она закурила сигарету и выпустила струйку сизого дыма в приоткрытое окно.

— Это возмутительно! — закричал я. — Чёрт подери, мадам, от ваших фантастических появлений можно сойти с ума! Извините, не могли бы вы заранее оповещать меня о своём приходе, иначе я не доживу до тридцати четырёх!

— Уф! Так вы ответите на мой вопрос?

По моему лицу скользнула усмешка, и Мойру это рассердило. Она бросила на меня недовольный и слегка тревожный взгляд, а затем снова отвернулась к окну. Эта лукавая грация то держала меня за дурачка, то за непобедимого титана.

— Да, меня позвал в гости Серж Тард, друг моего детства! — вызывающе ответил я. — А вам-то что за дело?

Можешь ли ты, мой читатель, объяснить, с какой стати я должен был отвечать на нелепые вопросы женщины, которая ещё ни разу не говорила со мной как со взрослым?

— У вас измята рубашка, мсье Рууд, и поправьте свой распахнутый воротник… — холодно произнесла она. — Вас позвали одного или с дамой сердца?

Как всегда, гречанка задавала колкие вопросы, поднимавшие во мне странную тревогу.

— Как бы это поделикатнее выразиться, не обидев друга… Короче, я думаю, что Серж пригласил меня и… мсье Хейма, чтобы «козырнуть» своим домом.

— Какой ужас! — растерянно прошептала чародейка. — Сдаётся мне, что дело тут не в доме, мсье Рууд, — она тут же прервала сама себя. — Мне следует вас предупредить, молодой человек: сегодня вам откроется кошмарная, давно скрываемая правда, примите её и примените для спасения Натана Хейма.

Голос её стал ледяным и каким-то незнакомым, она не смотрела мне в лицо.

— Бедная девочка… Несчастный Натан Хейм… — бормотала Мойра.

Она просто насмехалась надо мной своими загадками. Ну почему бы открыто не сказать, что мне нужно делать?

— Самый несчастный в этом спектакле — я.

Мойра иронически приподняла правую бровь.

— Нет, — резко возразила она, — в этом доме несчастными будут все люди, кроме вас, мсье Рууд.

— Люди? — строго переспросил я. — Серж живёт один! Ну, может, с какой-нибудь девушкой… А вы не могли бы конкретнее рассказать о приключениях, которые ждут меня сегодня?

Гречанка сидела неподвижно, точно кукла. Я пристально наблюдал в зеркало заднего вида: её капризный рот выпускал кольца сладковатого дыма с карамельно-мармеладным ароматом, взгляд чёрных глаз то блуждал по дороге, то скользил по лицам людей на тротуарах, волосы, казавшиеся в сумерках вишнёвыми, трепетали от её нервных движений.

Я быстро посмотрел на дорогу, а когда снова взглянул в зеркало заднего вида,