– Но сегодня просто кошмарный день! Герцогиня позвала парикмахера, велела ему сделать мне прическу… А он, – шмыг. – Он решил укладывать волосы на щипцы. А я говорила ему, я ведь ему говорила, что с моими волосами нельзя так! И они отвалились! Они задымились прямо у него в руках, и отвалились! Пришлось их все обрезать!

По мере того, как ее история приближалась к кульминации – потере волос – истерика нарастала. Под конец она зашлась рыданиями. Тристан беззвучно развел руками. Чтобы быть шестнадцатилетним юношей и стоять непоколебимым перед плачущей девочкой в момент знакомства, нужна стойкость. Чтобы найти слова утешения и произнести их без паники, требуется еще и мужество. Илии достало и того, и другого.

– Гислен, послушайте, волосы имеют свойство расти. Не хочу умалять вашу трагедию, но стрижка вас нисколько не испортила, – убеждал он.

Она последний раз шмыгнула носом, умолкла и подняла на него большие зареванные глаза.

– Вы выглядите замечательно, я вовсе и не заметил проблемы. Если это для вас проблема.

– Правда? – растерялась она.

– Честное слово.

– Спасибо, вы очень добры. Тристан сказал точно так же.

Упомянутый Тристан вскинул брови и судорожно закивал. Илия перевел взгляд с него на Гислен. Пустоту в их диалоге заполняло щебетание птиц.

– Он еще повязал мне эту дурацкую ленточку. Я ему что, кошка или ребенок? – возмутилась Гислен и взмахнула синим бантом.

– Думаю, ленточку можно оставить здесь, раз она вам не пригодилась. Предлагаю обменяться, вы мне ленту, я вам – букет, – с этими словами он протянул Гислен розы.

Илия повязал синий атлас вокруг сосны и сказал: «Вот, теперь мы точно будем помнить место, где познакомились». И они втроем побрели в усадьбу. А к ужину Гислен думать забыла о потере и смеялась над шутками Илии. И смех был намного привлекательнее ее стенаний. Она говорила редко и емко, но остроумно. Прощаясь, они договорились встретиться в конце недели и прогуляться. Герцогиня Лоретт и Лесли не скрывали своего ликования.

А дома его ждала посылка. Ему вручили ее прямо у порога. Штамп «Срочно» пылал красными чернилами на конверте. Илия распаковал его, достал книгу в твердом переплете. С обеих сторон обложки было пусто. На корешке мерцали золотые буквы: «Пророчество о Великой войне 2.0». К книге прилагалась записка всего с одной фразой: «Теперь мы знаем, что делать».

Глава III

Пророчества и обещания

Многие лорды тут разгневались и говорили, что позор превеликий им и всему королевству, если будет ими править худородный юнец.

Томас Мэлори, Смерть Артура

Когда Тристан увидел корешок книги, взгляд его забегал в поисках объяснений. Лесли, ничего не замечая, унеслась в дом на крыльях своей маленькой победы. Илия заговорщически переглянулся с Тристаном. «Через полчаса в библиотеке». Ему нужно было время, чтобы отдышаться. В висках стучало. Он расстегнул манжеты, не выпуская книги с пророчеством из рук, будто она могла испариться.

В библиотеке ребята наконец остались вдвоем. Почти вся прислуга уже ушла спать, а Лесли поднялась к себе праздновать, захватив трофей из мини-бара. Тристан даже не переоделся, только снял китель и повесил его на стул. Лавандовая повязка перекочевала на рукав рубашки. Они с Илией смотрели друг другу в глаза: назревало откровение. Настольные лампы мерцали от вечерних перепадов электричества, ветер за окном то терзал ветви деревьев, то успокаивался. Все вокруг было непредсказуемым и непостоянным, кроме неустанного тиканья часов.

– Что значит эта повязка?

– Что в письме?

Они озвучили вопросы почти хором. И это родственное единодушие немного уняло их пыл. Илия потребовал:

– Ты первый.

– Хорошо, – согласился Тристан. – Что ты хочешь знать?

– У тебя есть секреты? Почему ты носишь эту повязку на руке? Что именно случилось в Пальере? – тактичность Илии рухнула, как плотина, и его прорвало.

– Стой, я понял, – Тристан протянул к нему руку – не то примирительный жест, не то приглашение присесть за стол. – Да, у меня есть секреты. Даже тайны. Я еще не научился их рассказывать людям, потому что до недавнего времени сам ни одной не ведал. Начну с повязки. Это подарок очень важной для меня девушки. Есть обстоятельства, их довольно много, почему я о ней не говорю. Она повязала мне часть своего платья на турнире. Это традиция – так дамы благословляют рыцарей. С тех пор ношу его повсюду.

– Герцогиня как будто в курсе этой истории? Она с ней знакома? – Илия указал на сиреневую ткань.

Тристан отрицательно качнул головой и накрыл повязку ладонью, словно та была живой и нуждалась в поддержке.

– Не совсем. Она встречала ее и видела, как я получил этот рукав.

– Это не Гислен? – перебил Илия.

От удивления Тристан отпрянул. В унисон его смятению замигали лампы.

– Нет, конечно! С чего бы это была она?

– Сегодня на ужине мне показалось, что она с тобой тоже была знакома.

– Нет, не была, – отрезал Тристан. – Ты ревнуешь?

– Вот еще! – вспылил Илия.

– Но она тебе понравилась, – тепло улыбнулся Тристан, а потом поспешил успокоить друга: – Поверь, это не Гислен и ею быть не могла. У нее была возможность видеть меня на турнире, если она была там с герцогиней. Но я совсем не заметил Гислен на трибунах и нас не представляли друг другу. Тогда мои глаза и ум были заняты другой. А сегодня я познакомился с Гислен раньше тебя, но разница меньше часа.

Илия поверил и поутих. Он даже забыл о списке тем для разговора, так хотел узнать больше о девушке Тристана.

– Так и кто она? Как зовут? Вы переписываетесь? Ходишь такой весь загадочный одинокий пальер, – фыркнул он. – А у тебя подружка есть, оказывается!

– Она умерла. Погибла от осколка во время бомбежки замка. Ее звали Ронсенваль, – Тристан произнес ее имя с прежде неслыханной интонацией – очень печальной и очень взрослой. Так старики признаются, что упустили первую любовь. Он погладил лавандовую ткань.

– Мне очень жаль, Тристан. Прости, – виновато отозвался Илия. Его задор мгновенно охладел. – Выходит паршиво: все в моем окружении были на том злосчастном турнире, видели начало войны, спасали раненых… А я один узнал о нападении самым последним в Эскалоте. Притом что… Отвратительно.

Он оборвал нить, ведущую его к признанию. Рыцарь все еще лелеял свою повязку, словно на его предплечье лежала незримая ладонь. Внутрь Илии прокралась мысль, что его доля больше бы подошла Тристану – один-одинешенек, ни семьи, ни любимых, ни даже домашнего питомца. Всю жизнь жертвовал свои силы,