Шрифт:
Закладка:
Несоответствие между тем, как опрошенные жители относятся к своей возрастной идентификации, и тем, как их определяют более общие дискурсы, относящие человека к пожилым, они связывают с резким снижением смертности, которое произошло в Японии после окончания военных действий в Тихоокеанском регионе. В 1950 году средняя ожидаемая продолжительность жизни при рождении составляла 63 года у женщин и 59 лет у мужчин; к 1994 году эти цифры увеличились до 83 и 79 лет соответственно. В наши дни пожилые люди отмечают, что с учетом увеличения ожидаемой продолжительности жизни седьмой десяток лет следует относить не к старости, а к среднему возрасту. Живущие седьмой десяток лет люди утверждают, что как с точки зрения их физического состояния, так и с точки зрения состояния их ума они не чувствуют, что сильно изменились по сравнению с предыдущим десятком лет; начало какого-либо серьезного функционального упадка ожидается не раньше 70–80 лет. Другими словами, пожилые люди утверждают, что существует разрыв в дискурсе или смысловой структуре, определяющей старость как период жизни, и демографические изменения за последние 50 лет сильно изменили признаки старости для большинства японцев.
Разумеется, 50 лет назад люди тоже доживали до 80 и 90 лет. Хотя демографические изменения в Японии, несомненно, играют важную роль в восприятии людьми этапов жизни, в основе этого сопротивления лежит еще одна тема. Роль, которую зависимость играет в дискурсах о значении опыта старости в Японии, обусловливает протест пожилых людей против статуса «старого» человека. Пожилые люди могут в какой-то степени обоснованно рассчитывать на социальную поддержку от своих детей в «серебряном» возрасте [Hashimoto 1996]. Однако эта социальная норма находится в противоречии с другой социальной нормой, центральной для японской культуры, — избеганием обременения других, — и это противоречие в значительной степени влияет на переход людей от среднего возраста к пожилому.
Это ощущение зависимости/обременения формирует основу сопротивления наступлению старости. Короче говоря, быть старым — все равно что быть младенцем. Это следует отождествлять с зависимостью, отличительной характеристикой пожилых людей из-за ассоциации старости с болезнью, которая также несет в себе потенциал значительного обременения других. Я вернусь к этому моменту позже. Важным аспектом нашего обсуждения здесь является то, что такие организации, как Клуб стариков, символизируют наступление состояния, характеризующегося физическим и умственным упадком, снижением самодостаточности и связанной с этим растущей зависимостью от других. Пожилые люди протестуют против сети ассоциаций, лежащей в основе институционализированной системы возрастного структурирования, как в отношении системы возрастных градаций, так и в отношении терминов, которые люди используют для определения других и самих себя как ставших старыми.
Определение «старого» не ограничивается терминологией или принадлежностью к старшей возрастной группе. Существует четкая корреляция между уровнем активности человека и тем, как другие его воспринимают как старшего и потенциально зависимого. Физическая активность и живой ум являются важными показателями уровня независимости. Как обсуждалось в главе 4, когда опрошенные говорили, что Такэсита-сан не похож на «одзии-тяна», несмотря на то что у него есть внуки и ему 70 лет, они частично имели в виду его внешний вид. Он не выглядит как типичный «одзии-тян»[22]. У него прямая осанка, бодрая походка, много работы и разнообразная деятельность. Хотя для своих внуков он «одзии-тян», для других людей он не «одзии-тян» и уж точно не «каваий одзии-тян» («милый дедушка»). Его внешний вид — как физическая форма, так и поведение — пока еще не свидетельствует о старости и зависимости от других.
Когда Фудзимори-сан сказала, что она стала «обаа-сан» слишком рано, ключевым определяющим фактором было то, что она еще не чувствовала себя «обаа-сан» на том этапе жизни. Она все еще чувствовала себя «оба-сан», все еще чувствовала себя женщиной средних лет, несмотря на появление внуков. И Футагава-сан, уже имевшая в свои 65 лет полное право вступить в Клуб стариков, заявила, что она еще не чувствует себя «родзином»; она еще не достигла надлежащего физического и психического состояния, чтобы классифицировать себя как таковую, и поэтому думала, что может подождать по крайней мере пять лет, прежде чем вступить в КС. Эти пять лет представляют собой прогноз того времени, когда она достигнет этой стадии, или по крайней мере ожидание того момента, когда она больше не сможет противостоять мнению других о том, на какой стадии жизненного пути она находится.
Из следующих глав станет ясно, что контроль над разумом и телом — это символическое средство, с помощью которого люди пытаются отсрочить наступление старости [Strathern 1996: 21]. Социальное конструирование самоидентификации человека как старого связано с рядом убедительных символических значений, связывающих старость с зависимостью и обременением других.
Часть III
Старение, активность и организм
Глава 6
Быть «родзином»: активность и дух товарищества среди пожилых
В предыдущей главе я отметил, что при рассмотрении системы возрастных категорий, действующей в Дзёнаи, единственной группой, не имеющей официально установленных рабочих обязанностей в деревне, является Клуб стариков. В каком-то смысле, о чем я снова упомяну в конце книги, работа Клуба стариков состоит в том, чтобы вовлекать их в социальную жизнь и таким образом создавать условия, в которых они могут попытаться отдалить наступление состояния «бокэ» и контролировать процесс старения. В этой главе я рассматриваю уже конкретные групповые мероприятия, часто организованные на базе Клуба стариков и используемые для контроля процесса старения и восприятия старости. Эти мероприятия предназначены для того, чтобы их участники чувствовали себя представителями возрастных групп, ассоциирующихся с независимостью и крепким здоровьем.
По большей части переход человека от среднего возраста к старости связан с тем моментом его жизни, когда окружающие определяют его как «родзина», или пожилого человека, и он принимает это определение. Сопротивление и уступки в значительной степени являются внешними процессами, связанными с поддержанием статусных и ролевых отношений, сохранением социальной среды и привычной деятельности [Atchley 1989; Atchley 1993: 12]. По сути, то, о чем люди спорят и в чем идут на уступки, — это присвоение нового статуса «старого человека», что влечет за собой изменение отношений с другими членами сообщества.
Это изменение