В этот момент Заверган почувствовав острую боль в левом плече, и спустя мгновение за окном послышался выстрел. Он упал на пол и скрылся из радиуса обстрела.

– По вам стрелял снайпер, – сообщил «Наповал», – Его необходимо ликвидировать, иначе он доставит неприятностей к отступлению.

– Я и без тебя понял, что по мне не из мушкета стреляли! Нашел его местоположение?

– Он мог поменять позицию, но я рассчитал траекторию выстрела, и могу дать его примерное местонахождение.

– Передай эти данные третьему и четвертому, пусть помогут с его ликвидацией.

– Уже передаю.

Костюм Завергана ввел инъекцию в тело, и на его удивление даже самостоятельно зашил рану, поскольку пуля прошла на сквозь. Он мог посмотреть свое состояние в той же системе.

– Сейчас поохотимся… – сказал он, скрипя зубами, и вскидывая своё оружие.

Глава 18

По окончанию штурма небольшого штаба интроспекторов – который штабом было трудно назвать, скорее точка распространения заразы, того самого психического микроба – и ликвидации снайпера, которые ранил Завергана, он вернулся с вверенным ему отрядом, сдал снаряжение, и пошел в казарму отдохнуть. Но сделать этого ему не удалось, поскольку его тут же вызвали, выдали более пехотное снаряжение, легкий бронежилет, каску, незаурядную автоматическую винтовку, и посадили в автобус. Куда он едет, ему не сказали, все в автобусе молчали, словно зомбированные, словно ждали команду на разрешение воспринимать визуально, воспринимать на слух, воспринимать осязаемо. По дороге они застали очередное Нашествие, а когда приехали в пункт сбора, Заверган увидел за окном, словно волнующаяся рябь на поверхности воды, толпу. Он вышел из автобуса и дождался, когда выйдут остальные, с которыми он ехал. Он увидел лежащих вдалеке усыпленные тела людей, одетых в гражданскую форму, без оружия, скорее всего вышедшие из-под контроля, или «потерянные».

– Воспринимать разрешаю! Наша задача, – раздался голос слева, это был офицер, судя по всему он использовал граммофон, – Захватить перекресток, что находится в километре пути по этой дороге. Ликвидировать всех не соответствующих стандартам Настройки, потому что отправить их на реабилитацию мы не можем, ибо вчера была совершена диверсия, и наши мобильные реабилитационные центры были уничтожены.

Офицер наконец вышел вперед, и масса вздрогнула, колыхнулась, двинулись за ним, словно амёба, преследующая свою добычу, среди устремившихся в небо стеклянных зданий, казавшихся невозможными в пару столетий назад. На асфальте лежали тела усыпленных, но каждый боец молча подходил к такому, и совершал контрольный выстрел в голову. Завергана это уже не удивляло, он не хотел этого делать, и не делал. Пусть они это делают, по-другому действительно нельзя. К тому же рано или поздно эти зверства закончатся. В конце концов, все эти правила, приказы, постановления дает Нейросеть. Он с тоской наблюдал, как солдаты, без малейших эмоций на лице, словно под гипнозом, совершают убийства тех, кого можно спасти. Разве это метод лечения, метод избавиться от эпидемии, – промелькнуло у него в голове.

Расстреляв около полутора сотни человек, и зачистив этажи, эта масса вышел к перекрестку. Они выстроились на своей дороге, не спеша выходить в центр, очевидно, ожидая команды, в какую из трёх сторон направляться.

Эпидемия, работа… – думал он, – Какого архаизма? Работа одна из причин эпидемий. Почему я вообще должен думать об этом? Я последнее время только об этом и думаю, и мне это уже надоело. Как будто, если я не буду думать об этом, то не смогу обеспечить себе выживание, а если буду думать – то выживу. И даже не надо спрашивать «почему» тем, кто разбирается в экономике. Ведь эпидемия всего лишь потребность, и как следствие, потребительская. Это нечто вроде спорта – ты теряешь жир – ненужный ресурс, чтобы обрести красоту тела. Вот и эпидемия, трата ресурсов, в том числе и людей, как потребителей, для преображения тела, формы государства. А когда не соперников, то государству некуда развиваться. Потому и создали, скорее всего, Нейросеть, чтобы была возможность к развитию. Чем больше ты работаешь, тем выше или ниже становится экономический кризис, особенно когда под словом «ты» имеется ввиду масса людей. Как же мне это всё надоело, хочется вернуться, и не принимать участия во всем этом. В чем тут свобода, когда я не могу делать того, чего я хочу, и приходится делать то, чего я не хочу? Но, если после смерти ничего нет, то придется быть хитрым, чтобы выжить, и придется играть по чужим правилам, создав из этих правил благоприятные для себя условия…

Когда отряд вышел на перекресток, из здания на углу, в нескольких окнах, застрекотали пулеметы, перебив несколько десятков солдат. На других улицах, ведущих к перекрестку, послышался скрипящий противный звук. Заверган упал, больно ударившись локтем, и спрятался за грудой тел погибших товарищей. Его лицо перестало выражать страх, теперь он начал превращаться в зверя, который карает.

На перекресток выкатил танк дистанционного управления, и останавливается в центре, поворачивая башню в сторону улицы, откуда шло течение бойцов государственной армии. Прежде чем танк повернул башню, Заверган достал из подсумка, погибшего несколько электромагнитных гранат, что прилипали к броне танка, и наносили максимальный ущерб не только взрывом, но и замыканием электросети, приводя его к перегрузке сети. Когда пулемет утих, очевидно на перезарядку, Заверган вскочил, и помчался к танку, на ходу метнув в основание башни гранату, и упав наземь, прикрыв голову руками. Прогремел взрыв, и танк со скрежетом заглох. Спрятавшись за броней подбитого танка, он скорее сначала ощутил, а потом услышал, как заработал пулемет. Выглянув из-за брони Заверган ужаснулся – там ехала колонна из десятка танков, а у него ничего кроме гранат нет было никаких противотанковых орудий. Он оглянулся на свою улицу, где бесконечно, словно течение реки, двигались солдаты под пули, и без малейших эмоций, глядя в пустоту, выходили на перекресток, и сделав пару выстрелов падали под ливнем пуль работающих пулеметов.

С кем мы воюем, – подумал он, – В чем идеи тех, кто поднял восстание? За что сражаются те, кто по нам стреляет? За что сражаемся мы, кто стреляет в ответ? Я не знаю. Я устал от всего этого, устал, возможно думать, но не так, как теперь хочется. Надо вычислять интроспекторов, что направляют массы против нас и ликвидировать их из своего оружия. Но танки… Что делать с танками? Мои сотоварищи падают под градом пуль, без вскриков, без стонов, без эмоций, без всего живого. По трупам проходятся кровавые фонтанчики пулеметных очередей, трупы давят в фарш едущие на перекресток танки.