Шрифт:
Закладка:
– Я хочу сказать, – продолжала Озла, – если она обращается за помощью к нам после всего, что произошло, значит, она дошла до ручки и ей больше некого попросить.
Во рту у Маб пересохло.
– У меня теперь есть семья. Я не намерена подвергать ее опасности ради женщины, которая меня предала.
– Но она пишет, что мы тоже ее предали. И она не так уж не права.
«Вы передо мной в долгу».
– А что ты думаешь насчет остального? – выпалила Маб. – Ты этому веришь?
Недосказанный вопрос повис в воздухе. «Веришь, что в БП был предатель?»
Долгое молчание.
– Чайная «У Бетти», – сказала Озла. – Завтра в два. Там и поговорим.
Шесть лет назад. Апрель 1941 года
Глава 19
ИЗ «БЛЕЯНЬЯ БЛЕТЧЛИ». АПРЕЛЬ 1941 ГОДА
О чем еще говорить, как не о нашей сокрушительной победе в Средиземном море? С тех пор как наши ребята перебили хребет итальянскому флоту у мыса Матапан, у кое-кого из здешних, должно быть, появилась причина сладко улыбаться! Но, поскольку мы так никогда и не узнаем, кто это, давайте лучше обсудим, вернулось ли китовое мясо в меню для вечерней смены в нашей столовой и которая из эффектных амазонок БП собирается на ужин в Лондоне с неким военным поэтом…
Маб выбросила в мусорную корзину последний выпуск «Блеянья Блетчли» и вышла на улицу, закончив свою смену. «И кто только строчит все это?» Даже начальник отдела кадров не знал, кто именно приносит битком набитую сплетнями анонимную газетенку, которую вывешивали по пятницам на доске объявлений в особняке. Озла ставила на Джайлза, и Маб была склонна с ней согласиться.
– Только посмей еще раз упомянуть меня в своей мутной скандальной колонке, и я с тебя шкуру сдеру, – предупредила она его, поспешно проходя в ворота.
– Кто, я? – ухмыльнулся Джайлз. – Ни пуха ни пера, королева Маб!
Маб довольно улыбнулась. Она заранее тщательно отутюжила свое креповое платье цвета спелых ягод, надела те самые французские туфельки с перепонкой от Фрэнсиса Грея и одолжила у Озлы потрясающую кашемировую накидку. Спеша на станцию, Маб знала, что выглядит лучше некуда. Ведь она, Мейбл Чурт из Шордича, ужинает в ресторане с весьма известным военным поэтом, – вот Ма удивится-то.
Впрочем, он вовсе не выглядел как военный поэт. Ждавшего ее на перроне в Лондоне Фрэнсиса Грея можно было принять за провинциала, совершающего ежегодный вояж в столицу: крепко сбитый, молчаливый, одетый в серый штатский костюм, в руке потрепанная шляпа хомбург. Ничего общего с вальяжными литературными львами. И все же…
– Какая вы очаровательная, – негромко сказал он, окидывая ее взглядом с ног до головы.
– Спасибо.
Мужчина, способный сказать барышне комплимент, не распуская слюни и не запинаясь! Приятная перемена после нескольких месяцев свиданий с неловкими вчерашними студентами. Маб самую капельку возгордилась, взяв его под руку. Вокруг них завивался водоворотом людской поток, сплошь военная и полувоенная форма: вот девушки из ПВО спешат занять свои места у орудий, вот пожарные наблюдатели шагают на ночную смену на куполе собора Святого Павла, все заняты войной… Но только не Маб. Не сегодня. Она садится в такси с мужчиной, который считает, что она очаровательно выглядит, и этот мужчина велит таксисту ехать к «Вирасвами» на Риджент-стрит – индийский ресторан, представляете! Там будут официанты в белых тюрбанах, вокруг все алое и золотое. Впервые за несколько дней Маб удалось забыть о галдящих «бомбах» с их назойливым лязгом. В этот вечер она твердо намеревалась отлично провести время.
Точнее, она попытается отлично провести время. Что оказалась не так уж просто, поскольку треклятый Фрэнсис Грей словно воды в рот набрал.
– Расскажите о вашем творчестве, – начала Маб, как только официант ушел с заказом. – Я обожаю читать, но понятия не имею, каково это – изливать свои мысли на бумагу. – Она подперла подбородок рукой, изобразила восторженно-заинтересованное лицо и приготовилась долго слушать.
– Я тоже не имею понятия, – с улыбкой ответил он.
Она подождала продолжения, но, похоже, ее кавалер не был склонен развивать тему.
– Я знаю, что вы издали «Увязших» после прошлой войны. (Из немногочисленных биографических данных об авторе на задней обложке томика она выжала все, что смогла.) Скажите, вы сочинили эти стихи, когда воевали во Франции?
Он повращал свой бокал в пальцах.
– После.
– Бог ты мой, до чего же юным вы тогда были! (Он записался добровольцем в шестнадцать, за полгода до победы; получалось, теперь ему тридцать девять.) Конечно, в моем районе многие мальчишки прибавили себе лет, чтобы попасть на фронт, но уже сейчас, в эту войну. Наверное, такое желание послужить родине еще прежде, чем окружающие сочтут тебя готовым, вполне естественно.
Он покачал головой:
– Еще успеют набраться ума-разума.
– Интересно, станут ли они тоже поэтами.
– Надеюсь, что нет. В мире и так слишком много плохих поэтов.
– Но вы-то не такой.
– Мне говорили, что тематика моих стихов несколько банальна.
Маб вспомнила их последнюю встречу и с трудом удержалась, чтобы не покраснеть. Сцена вышла как в плохой комедии – книгу критикуют при авторе, не зная, кто он такой. Ну нет, она не собиралась менять теперь свою позицию и курить ему фимиам; если уж он пригласил ее на свидание после того, как она камня на камне не оставила от его пятистопных ямбов, значит, он не ищет фальшивых похвал.
– С точки зрения темы ваши стихи действительно не самые оригинальные, которые мне приходилось читать, – сказала она, заставляя себя смотреть на него якобы с восхищением, – но языком вы владеете великолепно. И это не просто лесть.
– Поверю вам на слово, – сказал поэт. – Уже много лет их не читал.
Официант принес первое. Суп маллигатони, что бы это ни значило, – нечто ярко-желтое, почти фосфоресцирующее. Маб опасливо взялась за ложку.
– Я слыхала, вы были приглашены на встречу с королем по случаю десятилетнего юбилея победы.
– Да.
– И какой он?
Снова улыбка.
– Королевственный.
Маб подавила всплеск раздражения. Ну почему он не хочет с ней говорить? Обычно мужчины на свиданиях болтали без умолку; стоило задать им пару наводящих вопросов, и только держись.
– Для вас, ветерана одной войны, – сделала она новую попытку, – наверное, было неожиданно снова по уши завязнуть в другой. – Суп оказался горячим и острым. Страшно
